Недавно мы отмечали 75-летие со дня рождения известного архивиста, историка Виталия Скалабана. Вот уже 11 лет как этого человека нет... Но его розыски, накопленные им материалы продолжают пробуждать интерес исследователей. В Белорусском государственном архиве-музее литературы и искусства есть фонд № 500 — фонд Виталия Скалабана, где можно найти много интересностей...
Есть много заметок, иллюстрирующих его одержимый характер как ученого. Вот запись от 8.12.1983 г., сделанная в Москве, в читальном зале Центрального Государственного исторического архива:
«14.00 Ура! Несут дела!»
Виталий Владимирович отличался особой исследовательской цепкостью, любопытством к деталям... Когда работал над каким-то фрагментом истории, не терял ни одной ниточки, которая продолжалась до других фрагментов. Из каждой детали — чьего-то листа, воспоминания, фотосъемка — мог сделать зацепку к новым поискам и находкам.
Таким образом появился среди персоналий, которыми он интересовался, Карусь Каганец. Один из тех старательных людей белорусского слова, кого стоит вспомнить накануне Дня белорусской письменности.
Начнем с пожелтевшей вырезки из газеты «Строитель коммунизма» от 14.03.87, которая хранится среди бумаг Виталия Скалабана. В рубрике «Далекое-близкое» — заметки «Возвращение кареглазого белоруса» корреспондента ТАСС С. Крапивина.
«С волнением распечатали посылку из Казахстана сотрудники Центрального государственного архива-музея литературы и искусства БССР. В ней — два живописных произведения, датированные 1907 годом — дар белорусскому народу жительницы Караганды И. Скандраковой.
Картины написаны не на традиционном полотне, а на дубовых досках. Одна из них — зимний пейзаж с фигурой охотника. Вторая, более интересная, — своеобразная литературная иллюстрация. Это портрет крестьянина в широкополой соломенной шляпе, свитке и с трубкой в руках. Но не просто «тип белоруса», собратьев которого, обычно синеглазых, конечно, вообще немало, а что-то более индивидуальное. Так, тот самый сквозной литературный образ кареглазого крестьянина — грезы панов, жизнелюба и шутника.
Картины принадлежат кисти Казимира Костровицкого — писателя, художника и скульптора, чью просветительскую деятельность в условиях царизма глубоко чествуют наши современники. Его литературный псевдоним был «Каганец» — слово одинаково понятное русским, белорусам и украинцам — лампада, светильник. Яркие выделял он лучи. Достаточно назвать изданный в начале века в Петербурге первый белорусский букварь или вошедшую в хрестоматию сатирическую комедию «Модный шляхтюк». Но о других гранях таланта Костровицкого — выпускника Московского училища живописи, ваяния и зодчества — пока известно немногое.
Причина в сложной, порой трагической судьбе мастера. Родившись в Тобольске в семье ссыльного участника восстания 1863-1864 годов, он сам в дальнейшем дважды отбывал тюремное заключение за революционную агитацию. И работы Костровицкого в области изобразительного искусства оказались разбросанными по миру. Где еще сегодня они могут находиться, в каких запасниках, архивах или частных коллекциях? За год до 120-й годовщины со дня рождения Казимира Костровицкого (Каруся Каганца) этот вопрос звучит снова«.
В заметках нет имени Виталия Скалабана... Но он имел непосредственное отношение к событию, которое там описывается. И. Скандракова, которая здесь упоминается, — дочь Сергея Скандракова, биографию которого как раз и изучал Виталий Скалабан. В архиве хранится рукопись его статьи «По следам Сергея Мглинского», напечатанной в журнале «Мастацтва Беларусі», 1986, № 11. Сергей Мглинский — один из псевдонимов журналиста, ученого, краеведа Сергея Скандракова, родившегося в городе Мглин Черниговской губернии. «Скандраков совместно с Богданом Кушталяном, Антоном Шебунем, Константином Шпаковским и Владимиром Самойлом организовал книжное издательство «Мінчук», которое готовило к печати «Жалейку» Янки Купалы...» — писал Виталий Скалабан.
Скандраков стал редактором-издателем газеты «Голос Белоруссии» — после первого и единственного номера она была закрыта по приказу минского губернатора Курлова. В том номере были помещены стихи Франтишка Богушевича «Панская ласка» и Янки Лучины «Роднай старонцы».
После революции Сергей Скандраков был директором Белорусской агрономической станции под Минском, ученым секретарем Центрального бюро краеведения при Институте белорусской культуры. В 1930-м был безосновательно арестован — тогда многие из белорусских ученых и культурных деятелей были схвачены по сфабрикованному делу «Союза освобождения Беларуси». Оказался в высылке, пришлось много где работать — закончил же свой путь в Караганде. От творческого наследия Скандракова осталось только рассказ «Аграном Сэрадэля», напечатанный в 1924 году в журнале «Маладняк». А между прочим, именно Сергей Скандраков
— прототип ученого Кондраковича в трилогии Якуба Коласа «На ростанях»..
Так вот, разыскивая сведения о Сергее Скандракове, Виталий Скалабан нашел и его семью в Караганде, и узнал, что у них хранятся две картины Каруся Каганца, с которым Скандраков дружил.
Ирина Скандракова приезжала в Беларусь, она передала сюда еще кое-какие документы из отцовского архива. Среди них — ценный блокнот семьи Костровицких, деда и отца поэта, ссыльного повстанца Кароля Костровицкого. Кстати, из этого же рода — известный французский поэт Гийом Аполлинер, его дед — Аполлинарий Костровицкий, который после поражения восстания 1864 года эмигрировал в Италию. В фонде № 500 хранится сделанная рукой Скалабана выписка из того блокнота:
«Ганусю моя кохана! Твой Карусь» Грудня 11 дня 1898 лета д. Примогилле Блакнот Карла Самуіла Кастравіцкага».
А вот фотография журнальной иллюстрации: «Д. Прымагілле Койданаўскай вол. Мінскага павета. Хата К. Каганца».
Не верится, что еще недавно не было в свободном доступе сканеров, не имелось под рукой смартфона, чтобы заснять нужный документ... Поэтому многое в фонде № 500 переписано от руки. Правда, не сказать, чтобы почерк всегда был читаем. Вот запись из блокнота:
«Письма к К. Каганцу
(сообщил Рагойше)
14.01.85
«Салям алейкум, мой любы старэйшы брат! Толькі што прачытаў ваш ліст[...] І часта, часта прыходзяць мне на ум вось гэтыя словы з прадсмяротнага пісьма Палуяна: У мріях жыцця — казка, а в дзійснасці — жыццё раба і вечная незабяспечанасць». Ці ж гэта не праўда? [...] Няма прынцыпаў у жыццю», кажа ён у гэтым самым пісьме, і з гэтых малых слоў я бачу ўсяго Палуяна, з яго душою, з яго думкамі, надзеямі [...]»
Вячеслав Рагойша — известный ученый и исследователь биографии Сергея Полуяна. К сожалению, в записях Скалабана не указан автор письма к Карусу Каганцу. Но, скорее всего, это Виктор Зелезей, его друг.
А вот записи, свидетельствующие о ширине поисков Скалабана:
Еще одна выписка сделана из «Каталога 1-й Всебелорусской художественной выставки. Минск, 1925, с. 16».
«Костровицкий Казимир (Карусь Каганец)
Умер в 1918 г. белорусский общественный деятель и писатель.
Сделал Виталий Скалабан и выписки из воспоминаний о Карусе Каганце:
«Мачульский В. К. Каганец как писатель и гражданин. Советская Белоруссия, 1928, 20 мая 1928 г., № 115
«Очень мешало учению Каганца и вообще мешал ему в жизни его физический недостаток: он был горбатым. Часто он сам говорил, что с новым человеком ему очень трудно было начать беседу, ему казалось, что все смотрят на него, и в это время он чувствовал себя очень плохо и тратил способность к беседе».
«С 1912 года писатель жил в фольварке Жортай, недалеко от деревни Журавки, возле г. Богданово, что лежит на пути между Лепелем и Борисовом. Здесь на службе у пана Копатя и прожил до своей смерти. Умер он от туберкулеза неожиданно для себя и своей семьи у родственников, так что даже жена не была на его похоронах. Могила его находится в Новоселках возле г. Койданово Минского округа».
Горб возник у маленького Казимира еще в Тобольске — упал с высокого окна. А потом, когда вернулся в Беларусь подростком, несчастье повторилось: на будущего поэта упали тяжелые ворота.
«Я. Дыла. Палкае сэрца.. (Памяти К. Каганца)
Советская Белоруссия, 1928, 20 мая, № 115
«Скромник выглядел К. Каганец по своим надворным данным. Малого роста, в типичной поношенной крестьянской шапке, в своей любимой старенькой шубке, в домотканых брюках, управленных в высокие простые сапоги — К. Каганец выглядел как самый обычный деревенский «человек». Мало разговорчив на людях, он больше молчал, слушал почтительно и думал. Но достаточно зацепить любой из политических или культурных вопросов, близких делу белорусского возрождения, как этот хрупкий здоровьем (после выхода из тюрьмы он часто болел) человек перерождался. Простая, ясная, логичная была тогда его мысль, как была «простой», но красивый в этом его яркий народный язык. С Чрезвычайным темпераментом, с необычайно пылким сердцем произносил тогда дядя Карусь Каганец».
Вот как Скалабан пересказывает воспоминания Вацлава Ластовского:
«Рожденный в помещичьей, когда-то богатой и знатной в крае, семье (Костровицких), он, как слабоватый, рахитичный детенок), не имел в семье любви».
«Когда меня стали учить, злость брала, чему меня учат не по-нашему», — рассказывал Каганец о началах своих наук. И это предложение свидетельствует, что для Каганца, десятилетнего парня, язык покоев, язык его родителей, братьев и сестер был уже «не нашим»!
Еще один герой исследований Виталия Скалабана — Николай Касперович. А у него также упоминание о Каганце, которое Скалабан выписывает: «Касперович М. на Каганцовой могиле. Лит. доп. к газ. «Сов.Бел», 1928, 21 окт., № 17, С. 3»
Скалабан вырезает из номера «Минской правды» за 5 мая 1988 года статью «Каганец» А. Тихановича — об запущенности могилы Каруся Каганца в Новоселках. Автор призывает всех неравнодушных белорусов поспособствовать сохранению памяти поэта, упорядочить его могилу, популяризировать его творчество.
Что ж, Виталий Скалабан был одним из неравнодушных белорусов. Давайте же перед праздником, когда чтится белорусское слово, вспомним с благодарностью и этого рачителя, и его героев.
Людмила РУБЛЕВСКАЯ
«Пока у нас такой сильный лидер, все у нас будет хорошо!».
Впечатления тех, кто наблюдал за торжеством в регионах.
Оно не является населенным пунктом.
