Непросто слушать свидетельства последних жителей небольшой деревни на самой границе с Украиной, даже в диктофонной записи. Казалось бы, люди говорят без особых эмоций, почти буднично, о давно пережитом, о расстрелах, слезах, горе. Но будничность эта натянута, ее пронизывают отголоски ужасного прошлого. Бабушка Настасья Хведчик постоянно тяжело вздыхает, вспоминая тот страшный день расстрела, немного дрожит ее голос. Столько лет прошло, но ведь такое не может забыть. Много горя увидели здешние люди.
Есть деревни, которые война почти что обошла стороной, которые и после нее жили обычной колхозной жизнью, растили детей, провожали их в большой мир. А по другим совершенно беспощадно прошлась судьба, они воплотили весь трагический пласт истории края. К последним и относится Хмелище.
Оно затерялось далеко в лесах. Даже указатель, стоящий возле Новолесья на трассе с отметкой «3», в смысле три километра, обманывает случайного путешественника. Оказалось, здесь не три, а даже чуточку больше пяти километров по лесу, засекали по спидометру.
«И дорога особенная, — рассказывает председатель Олтушского сельского совета Витольд Петкевич, — это пограничная зона, ехать можно, останавливаться машиной на этой дороге нельзя. На правую обочину можно ступить ногой, на левую — нельзя».
...Первое испытание пережило Хмелище, когда перед самой войной, в 1940-м, вывезли в Сибирь самых состоятельных хозяев. Житель Хмелища Степан Чуль говорит, что не помещиков, а трудолюбивых сельчан, которые на земле сумели обрести чуть больше остальных благополучие для своей семьи. Аж в Иркутской области оказался малый Иван Симоник. Его отца с женой и пятью детьми вывезли как «кулацкий элемент» вместе с другими хозяевами. Они, конечно, уезжали из своих домов, адресуя проклятия и новой власти, и всем ее уполномоченным. Если бы кто тогда сказал им, что отъезд станет спасением от смерти, не поверили бы. Но после войны, в 1947-м, они вернутся, а вот родственников и соседей не застанут, так как тех расстреляют.
23 октября исполнится 80 лет с того страшного дня, когда расстреляли 128 жителей деревни. Потом командир полицейского полка капитан Пельс напишет отчет, он есть в книге «Преступления немецко-фашистских оккупантов в Беларуси». В документе значится: «Расстреляно 28 мужчин, 40 женщин, 60 детей. Сожжен 21 крестьянский двор. Кампания была закончена без инцидентов в 23.00».
Степан Чуль знает эту трагическую историю из рассказов родителей, бабушек-дедушек. Говорили, что формальным поводом для экзекуции послужил какой-то чудак в землянке, который жил там давно. «Никакой он не партизан, да, мелкий воришка, сидел себе в лесу». А немцы его нашли и поставили в вину населению деревни, что не донесли о нелегале оккупационным властям. За этим шло наказание: все — старые и малые — подлежали уничтожению за исключением тех, чьи дети были вывезены на принудительные работы в Германию. А когда гнали молодежь, как не хотели юноши и девушки покидать дома и родителей, плакали. Знали бы, что этим спасают свои семьи...
Так и семья Анастасии Архиповны Хведчик уцелела, так как в далекую чужую Германию вывезли брата. 92-летняя женщина говорила, что тот день помнит как сегодня.
— У нас солтыс был плохой, жесткий, его всегда преследовали партизаны, он даже в доме своем ночевать боялся. Может, поэтому и сожгли нашу деревню, может, сам он и навел немцев на ту землянку якобы партизана. Потом его забрали, после войны уже, и больше никто не видел его... А тогда приехали к нам, заходили в каждый дом, выводили всех и строили в одну шеренгу, даже маленького братика, спавшего в коляске, приказали брать с собой. Главе семьи задавали вопрос: «Вся семья здесь?» Когда отвечали, что вся, их оставляли на улице. Тому, кто говорил, что сын или дочь в Германии, приказывали вернуться в дом, таких набралось девять семей. Остальных погнали за деревню, мужчинам дали в руки лопаты, приказали копать ему. Люди догадались, для чего яма. Стоял страшный гул, женщины рыдали, дети плакали, старшие читали молитвы. У нас, кто остался в домах, тоже начиналась паника. Мы могли ходить друг к другу, некоторые говорили, что нас, может, подожгут вместе с домами, другие выражали надежду на спасение, словом, никто ничего не знал точно.
— В этом ужасе мы провели довольно долго, они налетели на деревню где-то на рассвете, и продолжалось все до позднего вечера, — рассказывает свидетель страшных событий. — Первую партию людей подвели к яме, мы из дома услышали крик, вопль, потом первые выстрелы пулеметов. Мой отец упал без памяти, выдержать такое было, кажется, невозможно. И не слабак же был, потом он вернется с войны с медалью «За отвагу»... Второй раз, когда повели людей, голосов было меньше, а после третьего расстрела голоса стихли совсем. Здесь уже и мы ждали своей смерти.
Открылась дверь, зашел то ли фашист, то ли их прислужник и по-польски сказал нам, что можем взять подвода, личные вещи и через полчаса нас здесь не должно быть. Так и поехали в белый свет. У отца в Олтуши был двоюродный брат. К нему попросились на зиму: нас шесть человек, их пять, а дом маленький. Сейчас даже представить трудно, как можно было жить в таких условиях, но жили. Весной на пепелище своего дома возле уцелевшей груши отец сбил шалаш, там прожили лето. Вторую зиму квартировали у других родственников. А в 1944-м отца забрали на фронт, нас, как семью фронтовика, временно заселили в опустевший дом евреев, их также расстреляли. Так и прожили.
— Сколько горя, беды натерпелись, детки мои, — говорит бабушка Анастасия. — Но живые остались. Отец вернулся с войны, радость была, дом для семьи построил.
Сейчас осуществляется ремонт памятника, установленного в начале деревни. 23 октября здесь состоится траурный митинг. Анастасия Хведчик обещала прийти: она считает своим долгом говорить, чтобы молодые знали об ужасах войны.
Малоритский район был оккупирован немецко-фашистскими захватчиками на четвертый день войны. И уже с первых дней оккупанты почувствовали сопротивление. Во-первых, организовывались в отряды отстающие от чаще красноармейцы, к ним присоединялись местные жители. Довольно быстро появились партизанские отряды.
В борьбе с партизанами захватчики далеко не всегда имели успехи, поэтому злость вымещали на мирном населении. Запылали в округе деревни. Около полусотни населенных пунктов было сожжено в 1942-1944 годах: Борки, Бродятин, Заболотье, Масевичи, Радеж, Субботы, Хмелище, Хотислав... В республиканской электронной базе данных «Белорусские деревни, сожженные в годы Великой Отечественной войны» есть и Субботы, где осталась одна жительница.
Почти в каждой сожженной деревне есть памятник трагическим событиям. Есть памятники добротные, поставленные в 1970-1980 годы либо ближе к нашему времени, а есть скромные, незаметные, но не менее важные. Как этот, в Субботах. С председателем районного совета Олегом Якубчиком в лесу тот памятник находим быстро. Видно, что этот примитивный обелиск был поставлен очень давно. Позже сделали мемориальную доску, на которой увековечили фамилии людей, что удалось установить. Ограда блестит свежей краской, на большой братской могиле растут многолетние цветы. Их когда-то посадила Надежда Вакульская. Пока жила, сюда всегда приходила, здесь лежат ее родственники. Если бы не тот зверский расстрел, может, сегодня Субботы не оказались бы в списке деревень, доживших свой век.
В моем архиве хранятся воспоминания последней жительницы деревни Субботы Ольги Константиновны Букач.
Стоит сказать, что никогда до этого я не слышала о такой форме расправы над жителями оккупированной территории, о которой рассказали здесь. Ранее мои герои рассказывали, как уничтожали людей целыми деревнями, либо расстреливали отдельных за связи с партизанами... В Субботы приехал карательный отряд и провел фашистскую «профилактику» особым образом.
Выводили из каждого дома семью и сверяли имеющихся ее членов со списком. Если дома не было кого-то из мужчин, автоматически засчитывалось, что он воюет в регулярной армии либо в партизанском отряде. Такую семью наказывали: выводили в лес почти в километре от деревни и убивали, включая стариков и малышей. В самый разгар этой операции поступила какая-то другая команда с посыльным, немцы поспешно собрались и уехали. Итак, кого успели — расстреляли, некоторым повезло. Эту трагическую историю и последняя жительница деревни Ольга Букач, и председатель Чернянского сельского совета Александр Петручик слышали от местной старожилки Надежды Вакульской. Уже пять лет как нет Надежды Иосифовны. Она рассказывала, что до войны Субботы считались большой деревней — и школа была здесь, и магазин.
А когда Ольга Константиновна Букач пришла в 1958-м из Жабинковского района в дом к молодому мужу, в Субботах насчитывалось всего 12 домов. Сейчас осталось три усадьбы и только одна жилая.
23 сентября исполнилось 80 лет со дня трагедии деревни Борки. Свидетельства очевидцев этого жестокого преступления в свое время записали писатели Алесь Адамович, Янка Брыль и Владимир Колесник в книге «Я из огненной деревни». «Конвейер смерти работал без сбоев, четко и слаженно. На место только что расстрелянных крестьян вступала новая партия. Перед убийством людей, несмотря на пол и возраст, фашисты раздевали догола...»
В тот день в 1942 году в деревне убили более 700 человек. А днем ранее третий батальон 15-го полицейского полка немецкой армии, а точнее, 10-я рота, один унтер-офицер, 7 солдат штабного конвоя и три водителя получили задание уничтожить расположенную к северо-востоку от Мокран деревню Борки. Еще за три дня до этого староста и десятник ходили по деревне и записывали, сколько человек проживает в каждом доме якобы для статистики.
Подготовка к карательной операции началась в ночь на 23 сентября. Еще накануне вечером сельчане слышали немецкую речь в округе, но не особо обращали внимание: шла война, кругом стояли немцы. А уже в половине пятого утра оккупанты окружили деревню вместе с хуторами. По очереди заходили в каждый дом и приказывали всем идти на собрание в центр деревни. Мужчинам приказали взять лопаты.
Постепенно всех жителей деревни собрали в огороде старосты. Наиболее крепких мужчин поставили в шеренгу на кладбище копать две ямы, по сути же траншею, которая потом станет их могилой. Люди до последнего не верили, что их похоронят тут же. Тех, кто копал, расстреляли первыми.
Мужчины все же догадались о назначении траншеи. Степан Мищук, который копал, предложил товарищам броситься на карателей с лопатами, но кто-то из них понял намерение и расстрелял отважного сельчанина. Тех, кто попытался убежать, догоняли пулеметным огнем.
В центральной районной библиотеке хранится богатый материал по истории Борок. Записаны воспоминания многих очевидцев расстрела. В их числе — свидетельства Михаила Ярмолюка. Мише тогда было 11 лет:
«Наша семья жила на хуторе, — вспоминал Михаил Захарович. — Утром отец пошел искать овец, которые с вечера разбежались по лесу. Вдруг на пороге появились немцы и стали обыскивать дом. Послышались выстрелы, и мама подумала, что убили отца...
Собрали людей в одном месте, сначала говорили, что на собрание, но люди понимали, что никакого собрания не будет. А когда повели первую партию людей на кладбище, женщины стали рыдать. Я не видел расстрела, но все слышал. Вдруг увидел своего дядю, который копал могилу, а потом вернулся, чтобы забрать свою семью на расстрел. Мама плакала и обнимала младших братьев. А дядя сказал ей: «Прости, сестра, не могу тебя спасти».
Мы с малышами сидели в своем огороде в высокой траве и боялись, чтобы кто не увидел нас. А потом не могли прийти в себя и осознать, что чудом спаслись».
Но их семье повезло. И среди немцев были всякие люди. Вот и страж, стоявший возле их дома, помог семье выбраться за оцепление. Остались все: родители и пятеро детей.
По воспоминаниям Полины Куропатчик, которой на то время было девять лет, когда стали всех сгонять, ее мать хотела взять с собой хлеб. Но немецкий солдат запретил. Сказал, что будет перепись, потом все вернутся домой.
«Жителей деревни согнали и посадили в огороде. Кругом происходило невыносимое. Дети стонали, женщины рыдали. Я тоже кричала и плакала, — свидетельствовала женщина. — Но мама успокаивала, говорила, что все будем вместе. А в это время уже третью группу на смерть послали. И тут староста позвал нашу семью и что-то сказал к старшему по-немецки. Мы ничего не поняли. А я как плоскогубцами вцепилась в руку отца. И сейчас помню, как ноги холодели и становились словно ватными. Как выяснилось потом, староста сказал, что мы не из Борок, а из соседней деревни Мокраны. И тем самым подарил нам жизнь».
Выжила и Мария Лихван. Потом она вспоминала, что встала рано, чтобы разжечь печь и приготовить еду. Глянула в окно — отовсюду наступают немцы. Двое быстро зашли в дом, приказали собираться, идти на собрание. Они собрались, взяли с собой хлеба, как выходили из дома, начало виднеться. Самому маленькому ребенку было всего шесть недель. Зашли на огород, немец приказал выйти всем мужчинам от 18 до 40 лет. Муж поцеловал детей, попрощался и ушел. Их погнали на дорогу. А те немцы, что гнали, периодически доставали бутылку из кармана и выпивали, видимо, чтобы быть смелее. Загоняли одну партию мужчин, возвращались за новой.
В Борках, кроме Марии Лихван, спаслось еще несколько женщин. У некоторых мужья были в плену еще со времен немецко-польской войны. И они постарались выдать их за тех, кто по своей воле поехал работать в Германию. Иногда этот прием срабатывал. У Марии Хомук муж попал в плен из польской армии в сентябре 1939 года, и постоянно был там. Она, бездетная молодица, жила в семье из 13 человек. Поутру и к ним постучали. Свекровь Марии словно почувствовала все, сказала: «Вставайте, детки, это смерть наша...». Их погнали вместе со всеми, посадили в огороде. Потом приходили немцы, брали группу человек по 30 и гнали на кладбище на расстрел. Когда дошла очередь до семьи Марии, в огороде уже осталось совсем мало людей. Их также погнали на кладбище. И вдруг пошел дождь, да такой, что ничего не видно стало. Но из-за дождя, когда заметили кучи одежды, подумали, что это убитые люди, односельчане. А как подошли ближе, то ужаснулись: увидели большую группу людей совсем раздетых, их гнали до ямы голыми.
Вдруг немцы остановились и спросили у них, из новой партии, у кого есть паспорта. Их мало кто взял, но люди начали искать документы по карманам, вышла заминка. Мария тем временем стала говорить, что ее муж в Германии. Немец спросил, есть ли от него письма. Она ответила, что есть, хотя на самом деле их не было. Тогда немец посадил ее под сосной и приказал ждать. А тех людей, которых гнали вместе, поубивали на ее глазах.
Еще одна женщина, Ефима Баланцевич, тоже была солдаткой, женой пленного. И ее посадили под сосну, у нее и паспорт с собой оказался. Ее оставили, а родственников убили. А муж, когда узнал о судьбе семьи и деревни, смог убежать из немецкого плена, примкнул к партизанам, потом вступил в ряды Советской Армии и погиб в бою с фашистами.
Агапа Сергиевич обхитрила карателей. Когда пригнали на злосчастный огород, сказала часовому, что у нее дома осталось двое маленьких детей, и она хочет их забрать. Ее отпустили с патрулем. Но в деревне она смогла оторваться от своего конвойного и убежать, спасти и себя, и мальчиков. Однако вышли из ада единицы.
Татьяна Полчалюк так и не уронила из рук двухлетнего Ванечку — упала, прикрывая его своим телом. Рядом с нею пали, подкошенные пулями, семнадцатилетняя дочь Мария, четырнадцатилетний Василий, двенадцатилетняя Анастасия, восьмилетняя Фекла. А в другой семье накануне ночью родились двойняшки, утром же были убиты вместе со всеми.
Расстрел начался в 9.00, а закончился в 18.00. Было убито 705 человек, из них — 372 женщины и 130 детей. Деревня была разграблена и сожжена. Позже в отчете командир 10-й роты 15-го полицейского полка обер-лейтенант Мюллер писал, что все жители деревни были захвачены и доставлены к месту сбора без всяких происшествий. Хорошо помогло то, что цель собрания была неизвестна. Мюллер сообщал: «При проведении операции израсходовано: винтовочных патронов — 786 штук, патронов к автоматам — 2496 штук».
Еще каратель приводит количество награбленного: «45 лошадей, 250 коров, 65 телят, 450 свиней, 300 овец. Собрано также 70 подвод, 200 плугов и барон, 5 веялок, 25 соломорезок и прочее. Все изъятое зерно, инвентарь, скотина были переданы главе Государственного имения Мокраны. Потерь у роты не было, — добавляет Мюллер. — Один вахмистр с подозрением на желтуху отправлен в больницу в Брест». Отчет среди других документов содержится в книге «Память. Малоритский район».
В воспоминаниях Марии Лихван было свидетельство и о человеческом проявлении в сердцевине озверевших убийц. Один немец сильно плакал: то выходил на улицу, то возвращался. О слезах того немца упоминала и Ефима Баланцевич: «Один немец зашел домой и буквально заламывал руки. Как посмотрит на людей, покачает головой, отвернется и платочком вытирается. И это все видели. В какой-то момент он не выдержал, вышел в сени и упал. И когда заметили эту слабину, его сразу увезли на легковой машине в Брест. Нельзя было, чтобы другие солдаты видели проявление сожаления на лице немецкого солдата». А всем было объявлено и отмечено в отчете, что солдат заболел и был срочно госпитализирован.
Как выяснится, неправду написал в отчете обер-лейтенант Мюллер: подчиненный не по подозрению на желтуху был отправлен в Брест, а по подозрению на человечность. А это у захватчиков называлось слабостью и приравнивалось к немощи. В отчете еще много сведений о «Действиях в деревне Борки» — документ позже станет одним из оснований для обвинения на Нюрнбергском процессе.
В январе 1943 года на Воронежском фронте войсками Красной Армии были захвачены документы 3-го батальона 15-го полицейского полка, включая «Журнал боевых действий» этого батальона. Так документы попали на рассмотрение всемирно известного судебного разбирательства.
В день 80-летия трагедии к памятнику в Борках пришли ученики и учителя Мокранской средней школы, представители общественных организаций, молодежь. О событиях того страшного дня на митинге упомянули первый секретарь районной организации БРСМ Мария Горник, директор Мокранской школы Валентина Литвин, учитель истории Александр Пипко. Минутой молчания почтили присутствующие память расстрелянных жителей деревни, возложили к памятнику цветы.
Современники приходят ко всем памятникам тех страшных событий. Приходят сказать свое решительное «нет» войнам и убийствам, приходят также, чтобы помолчать, подумать, упомянуть, приходят, чтобы злое больше не повторилось.
Светлана ЯСКЕВИЧ
Фото автора
Проект создан при финансовой поддержке в соответствии с Указом Президента № 131 от 31 марта 2022 года.
В повестке дня — утверждение концепции нацбезопасности и военной доктрины.
Финалистка проекта «Академия талантов» на ОНТ — о творчестве и жизни.
Почти тысяча двести человек соберутся, чтобы решать важнейшие вопросы развития страны.
