Великая Отечественная война оставила страшные следы на белорусской земле. Она до сих пор напоминает о нашем горьком прошлом обелисками на месте сожженных деревень. В Беларуси фашисты применяли метод массового зверского уничтожения деревень вместе с жителями, называя эти акты геноцида борьбой с партизанами.
Одной из таких трагических страниц нашей истории является уничтожение деревни островок Узденского района вместе с частью ее жителей.
Карательная акция началась утром. Как это часто бывало, немцы хотели затемно захватить всех жителей деревни. Стоял весенний день, 2 марта 1944 года, еще лежал снег. Каратели пришли в деревню из Узды.
Сегодня уже точно известно, что островок уничтожили эсэсовцы из особого карательного батальона, командиром которого был оберштурмбанфюрер СС Оскар Дирлевангер. Где бы ни появились эсэсовцы Дирлевангера, везде они несли смерть и ужас мирным жителям. Надо сказать, что изначально основной функцией этого батальона была борьба с партизанами. По нашей беде, батальон в начале 1942 года перевели из Польши в Беларусь и на первых порах он находился в Могилеве. Там он «отметился» карательными операциями против партизан и уничтожением мирного населения.
15 июня 1942 года эсэсовцы этого батальона в один день уничтожили деревню Борки и шесть прилегающих поселков в Кировском районе — в огне погибло более двух тысяч жителей. В феврале 1943 года батальон участвовал в карательной операции «Хорнунг» и оставил кровавый след на Полесье. В марте 1943 года батальон перевели в Логойск для борьбы с партизанами — многие деревни Логойщины были уничтожены именно этой зондеркомандой. 22 марта 1943 года каратели батальона вместе с полицаями из 118 полицейского батальона участвовали в уничтожении Хатыни.
После того, как эсэсовцы Дирлевангера понесли большие потери в боях с Красной Армией на фронте возле Дретуни Витебской области, зимой 1944 года их направили в Узду для пополнения — и по количеству солдат батальон вырос до полка. В его состав входили немецкие браконьеры и уголовные преступники, отобранные в тюрьмах, концлагерях Германии и направленные в это особое подразделение в качестве штрафников для перевоспитания. Вместе с ними туда входили и советские военнопленные, которые, не выдержав голода, холода и суровых условий содержания в концентрационных лагерях, перешли на сторону врага и участвовали в преступных акциях против своего народа. Это подтверждают и свидетели преступлений батальона. Хоть каратели и были одеты в немецкую форму, но разговаривали не только по-немецки. Эсэсовцы карательного батальона носили на шапках эмблему черепа со скрещенными костями. Поведение карателей, носивших такую эмблему, вызывало у людей ужас.
По свидетельству историков, эсэсовцы стояли в деревне Зеньковичи, совсем недалеко от Узды. Среди них были и солдаты в зеленоватого цвета форме с черепами на шапках. Занимались мародерством, насиловали местных женщин и девушек. Часть жителей была переселена в другие деревни, их дома заняли оккупанты. Во время отступления эти дома, а значит, половину деревни, они сожгли.
Еще один эпизод с участием эсэсовцев этого карательного подразделения произошел в деревне Хоромицкие Узденского района. 11 мая 1944 года эсэсовцы Дирлевангера окружили деревню. Во время карательной операции в тот день погибли начальник разведки партизанской бригады имени Рокоссовского В. Ларин, его адъютант Марат Казей, будущий Герой Советского Союза, связные Виктор Кухаревич и Татьяна Филипчик с братом Георгием. Тогда же расстреляли семью местного жителя Иосифа Лиходиевского из семи человек — за то, что у них нашли лошадей партизанских разведчиков. Остальных жителей деревни каратели собрали возле сарая с открытыми дверями и сказали, что за связь с партизанами будет уничтожена вся деревня. Но потом немецкий офицер приказал с каждого двора собрать по несколько мешков ржи, продукты — таким образом жители спаслись, деревню каратели не сожгли.
У деревни Островок оказалась совсем другая — грустная — судьба. Немного с тех пор осталось немецких документов, но приказ по особому полку Дирлевангера от 1 марта 1944 года во время карательной акции в деревне Островок сохранился. Из этого документа точно известно, что островок уничтожили эсэсовцы Дирлевангера.
В нем сказано: «Деревня Островок является явной бандитской деревней и в течение 2.3. (2 марта «— Прим. «Зв.») ликвидируется. Расположенные в гарнизоне части полка наступают на Островок, конфискуют скотину и сельхозпродукты, эвакуируют трудоспособных в возрасте от 14 до 40 лет, ликвидируют остатки населения и сжигают полностью деревню».
Согласно документу, первой роте была поставлена задача — конфисковать скотину и сельхозпродукты, вывезти трудоспособное население, ликвидировать деревню. Вторая рота должна была охранять изъятые продукты и скотину во время вывоза трудоспособного населения к месту погрузки их на машины. Третья рота являлась резервом для наступления. На четвертой лежала ответственность за содержание переправ через реку в Семеновичи. Пятая резервная рота охраняла островок на юге и западе при одновременном оцеплении деревни частями роты. Четвертая резервная рота пошла в направлении деревни Семеновичи и удерживала до подхода последующих чаще переправу через реку Уса.
Прочитав этот документ, становится понятным, что причина уничтожения Островка заключается в словах «является явной бандитской деревней». Этого «аргумента» гитлеровцам было достаточно, чтобы расправиться с мирными гражданами. «Бандитами» для них, как следует, являлись и женщины, и даже грудные дети. Каратели ехали в островок с преступным приказом, в котором подробно написали, как уничтожить деревню с людьми и что кому при этом делать. Пять рот — около пятисот карателей — участвовало в уничтожении небольшой деревни. В документе указывается, что ликвидировать деревню предписывалось первой роте, состоявшей из немцев-штрафников и браконьеров.
В 1961 году проходило судебное расследование преступлений карателей из особого батальона Дирлевангера. Свои показания давали и выжившие жители уничтоженных деревень Узденского района. Сейчас эти показания уже рассекречены, хранятся в Национальном архиве. Из этих документов следует, что причин в гибели деревни несколько. Очевидно, что немцы «присоединили» Островок к партизанским деревням не сами. Кто-то доносил в Узду о том, что в деревне часто бывают партизаны и жители с ними связаны. Деревня действительно находилась в партизанской зоне, поэтому не платила немецкой власти налогов — об этом тоже было известно в узде. Видно, на основании этих доносов и причислили деревню к «бандитской».
Свидетели рассказывали, что в тот день, когда сжигали деревню, вместе с немцами в Островке был местный полицай, который служил при жандармерии в Узде и знал всех местных людей. Каждый день по деревням, на границе партизанской зоны, проезжали разведчики на лошадях — наблюдали за передвижениями немцев. В тот день каратели тоже видели двоих партизан, стреляли, одного из них ранили. Было это как раз возле Островка. Возможно, это тоже стало одной из причин трагедии.
Подойдя к деревне, каратели начали ее окружать. Некоторые местные жители, увидев это, успели убежать. Другие, хотя также имели возможность сбежать, остались в своих домах — боялись, что дома без их хозяев сожгут: фашисты всегда говорили о том, чтобы люди не убегали в лес, потому что пустые дома сожгут, а тех, кто окажется дома, трогать не будут. Ни одного слова истины в этих словах...
О том, что происходило с самого утра в Островке, рассказывал житель Узды Владимир Александрович Козей, который во время оккупации жил в этой деревне: «Утром, где-то в шесть часов, открылась стрельба из автоматов и пулеметов возле деревни Буковичи. Оказалось, в Буковичах были партизаны, разведчики, которые там заночевали. Увидев немцев, двое разведчиков поехали возле речки на Подсадские, а один направился в Островок. Не доезжая примерно ста метров до деревни, немцы убили под ним лошадь — по этому партизану и была стрельба. Партизан, видимо, был ранен, но сумел добежать до Островка и спрятаться в сарае жителя Журавлева. Потом побоялся, что там его найдут, и перешел в сарай, который стоял на отшибе. Сарай принадлежал жителю по фамилии Кисель. Там было много соломы, и он зарылся в ней до самой земли. Немцы его искали, следы привели в сарай. Штыками пароли всю солому, но его не нашли. Потом взяли вату из одеяла, зажгли и бросили в солому. Огня не было, только дыма много — партизану нечем было дышать. Он вылез, достал горящее одеяло, бросил и задул, сам снова закопался в солому и там сидел».
Когда началась стрельба, дядя Поликарп, брат хозяйки, подбежал к семье Казеев, постучал в окно и сказал: «Володя! немцы! Немцы идут!» Владимир Казей быстро оделся и побежал с дядей в сторону станицы Подсадской, откуда из леса наблюдали за происходящим дальше. Они видели, как коров выгоняли из хлевов, людей выгоняли из домов и уводили на окраину села в сторону реки Узды. Потом стали поджигать дома и сараи факелами — пламя поднималось с обеих сторон улицы.
«Когда немцы собирали всех у дороги, прежде чем загнать людей в сарай, они отпускали по четыре-пять семей, — вспоминал Владимир Казей. — Немец, рыжий, читал фамилии этих семей. Немцы стояли с двух сторон, а посередине пропускали этих людей. Там стояли моя мама и три сестры — они кричали и плакали. Они тоже решили последовать за этими людьми с детьми: они думали, что, может быть, немец пропустит их вместо того, чтобы повернуть назад. И дедушка пошел с ними. Их не остановили. Дед прошел триста метров, возле дороги был камень, он сел и повернул назад — не мог идти. Его отвезли в самый дальний дом: Там женщина была больна и не могла встать с постели. Их расстреляли и сожгли в этом доме. Остальных согнали. В людей стреляли — гильз было много. Потом они сожгли сарай».
Когда каратели покинули деревню, Володя со старичком пришли в Островок. Дома горели — близко нельзя было подойти. Один сарай остался и погреб не сгорел, из него потом избушку себе и сделали. Подошли к сараю в конце деревни, где людей сжигали. Оттуда черная полоса дыма шла — люди еще горели... Как вспоминал свидетель, невозможно было дышать, убивало дух. Спасти людей уже было невозможно — все были мертвы.
К ним подошла местная женщина, которую звали Марфа, — ей тоже удалось спастись. Присоединился и раненый партизан, скрывавшийся в одном из риг. Несколько семей, находившихся в партизанском отряде, приехали на подводах. «Взяли покрывала четыре человека за рога, носили и аккуратно складывали всех обгоревших в нем, — рассказывал Владимир Казей. — Яма там была, где хранили картошку, вычистили ее до песка. В этой яме их и похоронили. На третий день партизаны узнали, что семья моя была направлена в Узду, поэтому спаслась. Потом мы встретились все: раздетые, голодные, но живые...»
Вот что рассказывала одна из его сестер Софья Александровна Пармон (в девичестве Казей) 1933 года рождения, которая чудом покинула гумно за несколько минут, как его подожгли: «Когда нас туда согнали, все встали на колени. Дети малыши кричали — начали проситься выпустить их. Некоторых отпускали. Мама попросилась у одного, чтобы отпустил с детьми и ее, так он ударил ей в грудь прикладом. А мы видели, что некоторые наши жители пошли по дороге — их отпустили. Мы обратились ко второму, он махнул рукой — показал, куда идти — и мы пошли».
Как все происходило в тот страшный мартовский день в Островке, рассказывают свидетели трагедии, которые находились в оцепленной карателями деревне. Вот что сообщила в 1961 году на судебном процессе над эсэсовцами Ольга Илларионовна Казей (в девичестве Пармон), 1912 года рождения: «Примерно в 8-9 часов утра мы с мужем заметили, что ряд наших односельчан уходит из деревни в сторону соседней деревни Подсадские, где располагались в то время партизаны. Мой муж вышел на улицу и, вернувшись в дом, сказал, что со стороны городского поселка Узда к нам движутся три колонны немцев. Причем две колонны оцепляют деревню с двух сторон, а третья идет непосредственно сюда. Муж предложил мне бежать: мы знали, что немцы забирали многих людей и отправляли на работу в Германию. Однако даже несмотря на это, я не согласилась, так как имела двоих малолетних детей, убежать с которыми не могла. Муж ушел из деревни один. В доме остались я с двойными детьми и старики — родители мужа. Вскоре каратели оцепили деревню и стали ходить по домам. Они выгоняли из дворов скотину, забирали наиболее ценное из имущества, а людей сгоняли к сараю, которое к организации колхоза принадлежало Морфе Ивановне Войцехович, а после было колхозной собственностью. Ко мне в дом вошли два Карателя: один — немец, другой — русский. Они приказали мне и старикам идти на край деревни — до сарая. Я взяла двоих детей и отца мужа, Кондрата Казея, и пошла, куда приказали каратели. Мать моего мужа, Мария Казей, 78-летняя женщина, из дома не ушла. Выходя из дома, я видела, что другие каратели выгоняли из нашего сарая скотину, остальные занимались грабежом домашнего имущества. По другим домам также ходили каратели, забирали имущество и скотину, а людей гнали до сарая. Когда я подошла туда с детьми и стариком, то там уже было много моих односельчан: стариков, женщин с детьми и несколько трудоспособных. В основном в толпе, угнанной карателями, были женщины, дети и старики. Каратели окружили нас плотным кольцом и стали загонять в сарай. Видя, что нас собираются уничтожить, я стала плакать и просить одного из них выпустить меня из окруженной толпы. Неизвестный каратель позволил мне с детьми и отцом мужа, а также еще нескольким женщинам с детьми выйти из толпы — мы пошли в направлении горпоселка Узда. Отойдя примерно в один километр от деревни, я услышала звуки выстрелов, доносившихся из островка, крики и стоны людей, а также увидела, что горел сарай, в который были угнаны люди. Горела вся деревня...»
По словам женщины, 2 марта 1944 года каратели уничтожили деревню Островок полностью: сожгли 71 жилой дом, здание школы и все общественные колхозные постройки. В сарае расстреляли и сожгли 68 человек, среди которых в основном были старики, женщины и дети. Всех погибших мирных жителей впоследствии похоронили в братской могиле недалеко от места их уничтожения. Сейчас на этом месте стоит памятник.
Чудом осталась в живых еще одна жительница деревни, Нина Борисовна Михайловская (в девичестве Груша), 1934 года рождения. Этот ужасный день, когда жгли Островок, навсегда остался в ее памяти: «Мы жили впятером: мама (Мария ее звали), папа и трое детей. В конце деревни жил наш родственник, двоюродный брат отца. Мама попросила занести ему молока. У меня был такой хороший горшочек. Я взяла молока и понесла ему, а он сидит лапти подшивает. Тут мой папа прибегает к нему и говорит: «Чего ты сидишь — уже немцы в Островке». Они побежали в сосняк, а я с этим горшочком иду, и немцы мне навстречу. Остановили и спрашивают по-русски, где была. Я сказала, что у дяди. Отпустили, и я пошла домой. Соседку (Охламиху мы ее звали), смотрю, бьют прикладами. Оказалось вот отчего. Прошел снежок, а это баба своей корове, которая стояла в конце деревни, ушат везла с сечкой. Как раз попала между полозьев санок кровь — до этого немцы здесь партизана ранили. Они и подумали, что та партизана раненого везла — из-за этого и били».
Как и всех, семью Нины Михайловской тоже выгнали из дома и погнали к сарай. «Мы стояли, а они достали тетрадь, бумагу и читали: кому — на Узду, а кому — в гсарай, — упоминала свидетель. — Согласно списку, нам нужно было в сарай. Там немцев много стояло с автоматами, но они потом отошли. Некоторые остались, мама говорила, что это украинцы. Они нам показали рукой, чтобы шли на Узду. Так мы и выжили. Отошли недалеко и видим, что горит деревня. Когда вернулись, пришли сюда, только головни были от дома. Забор не сгорел — обняла его и заплакала. Остался от деревни один дом и два сарая. Вышедшие люди разошлись по окрестным деревням. Потом собрались и похоронили кости погибших. Один человек дубленку разослал и детей накрыл — потом по одежде их узнавали. Кого-то в доме убивали, кто не мог ходить, и поджигали. Помню, стали все на колени — и старые бабки, и дети — все просились отпустить их...»
Почти всю войну жители деревни Островок прожили в своих домах. Когда в пламени погибла и деревня, и большинство ее жителей, до освобождения оставались считанные месяцы. После войны населенный пункт возродился. Сегодня на Окраине деревни, возле того места, где были сожжены люди, стоит памятник. На черном граните выбиты фамилии 57 жертв фашистского геноцида, также там захоронены 11 неизвестных. В памятные дни возле памятника собираются люди, чтобы почтить память своих погибших односельчан.
Александр ПАВЛЮКЕВИЧ
Фото автора
Проект создан при финансовой поддержке в соответствии с Указом Президента № 131 от 31 марта 2022 года.
Идентичность через наследство.
Василевские такие: на Земле и в космосе лихие!
Беларусь — в тройке лидеров по заболеваемости.
