Валентина Быстримович. «Гиблое место»

Сергей поставил ведро с грибами и устало опустился на скамеечку у калитки. Ведро почти полное. «Найди закурить», — попросил он меня бесцветным голосом. Странно: полгода как брат завязал с куревом. Что-то было не так. Его всегда улыбающееся мягкое лицо напряженно застыло. Озорной весельчак сидел недвижимо, как изваяние.

Брат приехал вчера вечером из Могилева и с порога оповестил: «Рожь цветёт — колосовики пошли». А сегодня на зорьке рванул за грибами. Обычно за грибами мы ходим за Арышт (лес севернее деревни) или в Штаны (лес на юго—востоке). Деревня плотно окружена лесами, только в сторону деревни Поддубье не ходим — далеко. Туда идти надо через большое пшеничное поле, но за ним тоже лес. 

Сергей сидел в странном оцепенении и смотрел в пустоту. «Даже глаза неподвижные», — ёкнуло в сердце. «Найди сигарету», — снова попросил он, и я поняла — НАДО. Сбегала к соседу. Протягивая Сергею курево, с беспокойством спросила:

— Что случилось?

— Попал в гиблое место. До сих пор не по себе, — буркнул он и затянулся сигаретой.

— Ходил в Ельник? — спросила я.

Ельник — лес на болоте к западу от деревни. Но Сергей мотнул головой в сторону Поддубья:

— Бегал за поле. Колосовики любят просветы: вдоль дорог или поля. Им нужен солнечный свет. А там новое озеро.

Было около десяти. Бодрые листочки муравы выстроились и ковром устилали двор, воздух был свеж и прозрачен после вчерашнего дождя. На грядках зеленел лук, и выглядывали округлости редиски. Жужжали пчёлки, в общем, лето набирало силу. И среди этого жизнеутверждающего торжества летнего дня вид Сергея был ещё более странен.

Надо бы нарвать лука и редиски к салату, но это потом. Сейчас меня беспокоило состояние брата. Присела рядом.

— Где ты умудрился отыскать озеро? Все тропинки вокруг хожены-перехожены. В нашей местности только одно озеро — в Карчёмке, да ещё речка. А чтобы незнакомое озеро... Шутишь? — осторожно спросила я.

— Около километра от поля, — он показал рукой на лес правее дороги в Поддубье. — Дошёл по обочине до конца поля и повернул в лес. А там боровик попался, потом второй, углубился в чащу. Вижу впереди просвет, я туда. Выскочил на полянку. В центре озеро, камыши по контуру. Подошёл умыться: пока за грибами бегал вспотел, да и комары погрызли. Раздвинул камыши, а прямо у берега дна не видно.

И озеро странное — четырехугольное, берега ровные. Стою, вроде помыться надо, а не по себе. Усталость наваливается, в сон клонит. Осмотрелся, тишина: ни птичьих голосов, ни звона комаров... Нереальная тишина — травинка не шелохнётся, аир застыл как на картинке. На озере ни ряби, ни жучка, ни паучка, ни кувшинки. Зеркальная гладь.

И такая жуть на меня напала, что волосы на голове зашевелились. Думаю: «Уходить надо. Гиблое место», а ноги свинцом наливаются. Чувствую — не справляюсь. Не поверишь, молиться стал. Изо всех сил сопротивляюсь навалившейся тяжести, шаг за шагом отступаю.

А вокруг тишина. В лес вошёл — полегчало, я потихоньку-потихоньку вышел к полю. Никто меня не пугал, никого там не видел, вроде и бояться нечего, но эта тишина всё вытеснила из мыслей и души, до сих пор не могу опомниться. Словно пустой жбан. Сергей замолчал и ушёл в дом.

Я почистила и отварила грибы, спросила соседку, знает ли она что-либо об озере. Та пожала плечами. Потом вспомнила: когда была ребёнком, Маня с другого конца деревни что-то такое говорила о четырехугольном озере, а потом её положили в психоневрологический диспансер. На её слова никто не обратил внимания — посчитали, что это бред...

Мне стало страшно вдвойне, а вдруг и Сергей умом тронулся. Я зашла в дом: «Серёга, как ты себя чувствуешь?» Он пожал плечами: «Устал». «Утром пойдём искать озеро», — твёрдо сказала я. Он отстраненно кивнул. Ночь была тревожной. На рассвете мы пошли к озеру.

Сбивая росу, шагали по краю поля, а потом свернули в лес. «Долго ещё?» — спросила я. «Минут двадцать», — ответил Сергей. Мы шли и шли, а озера не было. Мы искали его полдня, но так и не нашли.

На обратной дороге Сергей сказал: «Хорошо, что не нашли. Сам не знаю, зачем я пошёл с тобой. Гиблое место, лучше с ним не встречаться».

Я долго думала об озере, несколько раз ходила в тот лес, искала. Конечно, я бы близко не подходила, посмотрела бы издали. Не нашла. Сергей ходил хмурый и молчаливый, курил и мало разговаривал. Об озере он больше не говорил, и только к концу лета стал прежним.

В этом году я предложила ему ещё раз поискать озеро, но он отрицательно покачал головой: «До сих пор помню ужас, охвативший меня на берегу, и зловещую, беспросветную тишину».

Я бы подумала, что он это выдумал, но видела его вернувшимся. Только что-то невероятное могло погрузить его в такое состояние.

Валентина БЫСТРИМОВИЧ