Иногда судьба складывается так, что жить приходится двумя жизнями сразу. Писатель Валерий Казаков родился на Могилевщине, а работает в России, но очень часто посещает родную Беларусь. Еще в молодости он был и офицером, и журналистом, а теперь Казаков — чиновник и литератор, который входит в Союз писателей в России и Беларуси. Стихи, проза и публицистика Казакова печатались во множестве периодических и специализированных изданий, коллективных сборников. Как Валерий Казаков совмещает две работы и две страны, какие книги любит больше всего и над чем работает сейчас?..
— У вас не очень обычный путь к литературе — через чиновничество. Как удалось связать эти профессии?
— Один из первых фильмов Михалкова называется «Свой среди чужих, чужой среди своих». Это четко определяет меня. Так случилось, что я оказался в чиновничестве случайно: был военным и журналистом, писал то, что мне приказывали в редакции. И когда я появился там, где не должен был, начал за этим наблюдать, многое замечал и, конечно, надо было об этом рассказать! Когда ты прикасаешься к этому своими руками, даже душой, очень трудно молчать. Вообще я начал писать в очень зрелом возрасте (мне было 50), хотя я и закончил Литинститут. Помню, как написал одну повесть, а мой друг сказал, что я закопал здесь хороший роман. Так появилась книга «Тень гоблина».
— Страха написать не то, чего от вас ждут, не было?
— Если есть страх, тогда лучше не идти в писательство вообще. Все авторы, сделали что-то для литературы и народа, могли пугаться, но все равно писали то, что видели: находили дневники, заметки, поэтому получались такие искренние книги. Мне кажется, если человек боится, то он становится тенью, а для литературы это неприемлемо.
Когда ты начинаешь писать, что-то сидит в тебе, оно не дает лгать, и ты начинаешь говорить о том, что есть. Я так и делаю, и иногда это становится проблемой: снимают с печати отдельные главы моих книг, ни одного моего произведения в России не вышло без сокращений. На самом деле, писателю не нужен цензоры, так как он сам себе цензор. Писать о чиновничестве совсем не страшно, потому что я знаю, что никто из них этого не прочитает. А если об этом не писать, то все будет стоять на месте. Искусство же ведет к изменениям: когда император посмотрел «Ревизора» и заставил впоследствии сделать проверку по факту этой ситуации. Теперь же литература избегает социальных проблем и тем вообще — вот вам фэнтези, читайте! А зачем нам фэнтези, если есть обычные живые люди? Аудитории нужны страсти коммунального быта, а не выдуманные истории.
— В ваших произведениях очень разные герои. Где вы их находите?
— Мои герои приходят ко мне сами. Только когда я работал над «Черным котом», я составил себе план, серьезно работал. Меня поразило, как к книге в результате отнеслись в одном из университетов: сказали, что это провокация. Мне показалось, что если провокация — значит, интересно, есть основания для творчества. Образы гуляют рядом, а когда я пишу, они сами ложатся в текст. Мне этим нравится творчество Маяковского и Вознесенского — их стихи тоже приходили к ним сразу, образы находили их сами и после управляли авторами, а не авторы образами.
— Не секрет, что многие писатели начинали как поэты. Вы также пишете стихи...
— Гоголь, Кафка, Быков — в произведениях этих писателей есть какая-то поэтичность построения, так как многие начинали именно со стихов, потом расширяли границы своей письменности и приходили к прозе. Вообще мне не очень нравится это деление на поэтов, прозаиков, публицистов. Мне кажется, что все эти люди живут в единой вселенной. Например, у Юрия Полякова проза очень едкая, суровая, он один из самых читаемых прозаиков России, а начинал с поэзии. Собственно я считаю, что стихи дисциплинируют, заставляют резать концы произведений, поэтому поэзия очень полезна для прозаика.
— Что для вас значит литература?
— Состояние души — это не ко мне. Я считаю, что литература — это, во-первых, мужество. Во-вторых, настоящий писатель должен быть в какой-то степени диссидентом для тех, кто управляет обществом, но он не имеет права быть диссидентом для своего народа. В-третьих, это работа: сложная, основательная, иногда опасная. Сколько времени приходилось теперь уже классикам искать меткие формулировки и правильные слова для своих героев! Я уже на протяжении 13 лет работаю над романом «Серая площадь». Это книга, где я расскажу о месте, в котором происходят главные явления современной России, о Старой площади. Здесь много мистики: это касается и номеров зданий, и цветов. Очень долго отбрасывал этот материал, думал, что придет лучшее для него время, но теперь снова продолжаю работу, ведь лучшее время — именно сейчас.
— Почему выбрали для себя такое непростое дело — писать о реальности?
— Во-первых, я белорус, а это значит, что я человек своих глаз и говорю о том, что вижу. Меня судьба потягала по Востоку, мне очень нравится Азия, там люди такие же, как в Беларуси. А о чем еще писать, зачем выкручиваться? Я уверен в том, что весь самый крутой «сюр» может жить только в реальности, все остальное — это психические заболевания. И когда мне говорят о каких-то шедеврах искусства, абстракции, я не понимаю, как возможен шедевр, который надуман.
— Как можно назвать жанр, в котором вы работаете?
— Не знаю... Постмодернизм, реализм, много чего еще... А вообще я назвал бы его старым выражением «критический реализм», ведь как писатель смотрю на мир хоть с восторгом, но с долей здоровой критики. Я очень хотел бы, чтобы мне критики сказали, в каком жанре я пишу. Но критиков сейчас очень мало, как и основательной критической школы, которая очень нужна нашей литературе. Писатели относятся друг к другу или как к врагу, или как к другу, отсюда окопная или комплиментарная правда, но объективности нет.
— Вы работаете в двух странах, что для вас Беларусь?
— Если ты писатель, то ты мировой писатель. Но я не могу назвать себя космополитом, скорее белорусским патриотом. Для меня Родина — первична, я не смогу от этого отказаться, потому живу на две страны. Язык для меня тоже очень важен, хотя и пишу я в большинстве на русском. Но написанные произведения перевожу на белорусский язык собственноручно, только пользуюсь помощью Ластовского, иногда пишу на родном языке рассказы.
— Как можете охарактеризовать современный белорусский литературный процесс?
— Я скажу, возможно, не очень приятную вещь: молодых читают молодые. Они злятся, сопереживают вместе. Литература никогда на одном месте не стояла, поэтому всегда появляются новые имена. А белорусская литература есть, она никуда не исчезла. Писатели будут работать независимо от ситуации, так как литература появляется из чего угодно. В Литинституте не учили писать книги, давали базу, а ты сам должен был учиться. В нашей литературе уже очень много сделано, ее ластиком стереть не получится. Цветаева говорила, что «придет время и этих стихов». Скорине потребовалось 500 лет, чтобы мы с вами его заметили.
— Сейчас многие молодые читают бульварные романы, не обращая внимания на классику...
— Я шокирован тем, что сегодня люди читают мало или выбирают недостойные книги. Вспоминаю, как когда-то в университете мы так любили и хотели читать, что просили книги у кого-то на один день, искали, где можно сделать копии. Но в то же время я не могу сказать, что есть литература плохая, — это тоже «духовная блюдо», так как наполняет голову чувствами. Сейчас время фаст-фуда, именно поэтому и литература существует такая, чтобы читать, не включая голову. Кому-то и такое нужно. Кто будет теперь перечитывать Толстого, сколько таких людей? На моих глазах являлась бульварная литература, сегодня такое любят. Но может ли писатель написать несколько романов за полгода? Над каждым качественным произведением нужно работать. Я знаю только одного человека — Юлиана Семенова, который смог за очень короткий срок (кажется, месяц) написать книгу, по которой вскоре сняли фильм «ТАСС уполномочен заявить».
— А сами что любите и любили читать?
— Начиналось все с «Коленьки-паровоза» Михася Лынькова, впоследствии был Шамякин. К сожалению, я слишком поздно основательно дошел до Купалы, только взрослым понял его гений. А вот благодаря Янке Мавру, родились некоторые мои вещи. Конечно, я читал Короткевича, Богдановича и прежде был Быков. Из современников выделил бы Елену Браво, я прочитал все, что она написала. Не могу не вспомнить то, что пишет Алесь Карлюкевич. Он делает такое дело, на которое не каждый отважится: занимается охотничьей работой по сбору тех мелочей, которые оставили наши предки. Это тот клей, который закрепляет кладки.
— Когда-то вы говорили о том, что писать о войне правду — сложно. А есть писатели, у которых, по вашему мнению, это получилось?
— Война — это совсем небольшой промежуток времени в глобальном масштабе. Но, с другой стороны, на войне хватит и часа, чтобы понять, что это такое. Для каждого человека война разная: правда солдата никогда не будет такой же, как у генерала. Один из моих учителей — Евгений Винокуров, фронтовик, мое поколение воспитано на военной литературе. Мы читали произведения Воробьева, Быкова, Адамовича, эти люди прошли войну. И я полагаю, что эта тема интернациональная, так как трагедия солдата не чужда обеим сторонам, чего мы не видим ни в фильмах, ни в некоторых книгах. У меня есть кумир, который писал правду, — Василь Быков. Лучше, чем он, о войне не писал никто, я готов это доказывать всем. Мне нравятся все его произведения, но любимым я мог бы назвать «Дожить до рассвета». Почему? Ведь там, казалось бы, ничего не происходит, нет никаких боев, но есть жажда жизни и невероятно трагический путь к пониманию смерти.
— Некоторые критики сравнивают ваше творчество с Гоголем и Салтыковым-Щедриным. Вы согласны с таким сравнением?
— Приятно, когда писателя сравнивают с великими. Мне очень интересен Гоголь, я читал все его произведения, без его личности не было бы современной литературы. Даже маленькие его рассказы типа «Носа» достойны многого, о «Мертвых душах» я вообще не говорю. А Салтыков-Щедрин — литератор, которого Россия не знала и не знает. Гоголь был мальчиком по сравнению со Щедриным в смысле увиденного и написанного. Мне именно поэтому последний и ближе, так как сам был губернатором, видел чиновников из своего окна в Вятке собственными глазами, а не писал у фонтана на площади Тритона в Риме, как Гоголь. К сожалению, все наши знания об этом писателе основываются на совершенно не тех текстах. Вы вот почитайте «Дикого помещика»!
— Какие советы дали бы тем, кто хочет быть писателем?
— Никаких правил не нужно. Я считаю, что главное — почувствовать себя писателем. Когда начинаешь писать, нужно иметь советника, который скажет тебе, что — хорошо, а что — графомания. А совет у меня один: жизнь — это и есть писательство, а писательство — и есть жизнь. Я получил главный урок, который пригодился мне в литературе: нельзя врать и бояться, все остальное — допустимо.
Маргарита ДЕХТЯРЬ
Ссылки
[1] https://zviazda.by/ru/author/margaryta-dzyahcyar
[2] https://zviazda.by/ru/kultura
[3] https://zviazda.by/ru/litaratura
[4] http://zviazda.by/be/edition/litaratura-i-mastactva
[5] https://zviazda.by/ru/tags/literatura
[6] https://zviazda.by/ru/tags/valeriy-kazakov