Проект, который в этом году Беларусь представляла на Венецианской биеннале — самой престижной международной выставке современного искусства, — с 18 декабря можно увидеть в Минске. Белорусский ответ на девиз выставки, которым на этот раз стало пожелание «Чтоб вы жили в интересные времена», показывает Центр современных искусств. Конкурсом в Министерстве культуры, который определяет будущего участника биеннале, была выбрана концепция куратора Ольги Рыбчинской и художника и скульптора Константина Селиханова. Несколько композиций, где фигуры человека согласуются с определенным атрибутом — телевизором либо стаканами с молоком на подносе, либо чем-то другим, — подчиняются общей идее, и все это — «Ехіt» или «Выход». Международный обзор искусства отгремел — «венецианская» экспозиция приехала в Минск, в связи с чем мы зашли к Константину Селиханову и узнали об экономике и практике подготовки к биеннале, на какие явления действительности отвечает его проект и в чем заключается белорусская тревога.
— Вы участвовали в Венецианской биеннале дважды, только на этот раз — в качестве единственного художника-автора. В чем отличие нынешней подготовки от подготовки в 2009-м?
— Технически все было примерно так же, то есть сложно. Участие в Венецианской биеннале требует усилий не только художника — должен существовать отдел, который бы занимался исключительно выставкой. К большому мероприятию по современному искусству, как и в сферах кино или классической музыки, нужна серьезная подготовка, это не так просто, как полагают: «Ну что такое сделать выставку? — подумаешь, повесить десять картин и сказать какую-то речь». Мир давно проехал этот этап, последний раз такой подход имел место в конце 1940-х, с тех пор сфера искусства быстро развивается, но инерция кое-где сохраняется до сих пор. Правда, и у нас что-то меняется, особенно в форме, хоть и не очень — в идеях. Чтобы формулировать идеи, нужно, чтобы общество стало более сложным, чтобы мы говорили не только о развлечении и пропагандировали не только фестиваль народного танца или эстрадный концерт, для которых деньги находятся сразу. Современное искусство — сложное по определению, оно не является источником радости. Так вот и тогда, и сейчас подготовка к биеннале была непростой, но мне показалось, что в этом году Министерство культуры было более заинтересовано и открыто, то есть позитивные перемены все же есть.
— Вы сказали, что должен существовать отдел, который бы занимался подготовкой к биеннале. Что мы теряем из-за его отсутствия?
— Мы всегда немного опаздываем. Подготовка к биеннале подразумевает не только создание произведения, но и, например, поиск подходящего помещения, привлечение спонсоров, страхование и так далее. Большая работа требуется еще до того, как за дело берется художник. Проект выбирается через конкурс: его следовало бы организовывать раньше, тогда у автора было бы больше времени, чтобы выстроить экспозицию и трансформировать идею с учетом павильона. У Франции, России или Венесуэлы постоянные павильоны: авторы знают, каким пространством владеют, — соответственно, готовиться им гораздо проще. Я говорю о техническом процессе, потому что художнику часто приходится заниматься не свойственными ему функциями, процентов сорок времени мы делаем то, что не должны.
— Как дорого стране обходится участие в Венецианской биеннале?
— Точно не знаю, примерно 50 тысяч евро — это звучит грозно, но на самом деле является довольно средней цифрой, те же литовцы тратят на свое участие в два раза больше.
— Площадкой для проекта «Выход» в Минске стал Центр современных искусств: насколько его антураж соответствует антуражу, в котором экспозиция была представлена на Венецианской биеннале?
— Конечно, «Выход» в Венеции отличается от «Выхода» в Минске, хотя и незначительно. Любая экспозиция предполагает некий контекст, поэтому при ее подготовке учитываешь окружение, в которое ее «погружаешь». При монтаже этой выставки мы должны были «бороться с пространством», поскольку оно нам не совсем подходило, и изначально проект делался именно под помещение, которое мы нашли в Венеции, — не сказать ущелье, но что-то вытянутое и замкнутое. К тому же это было пространство, в которое ты попадаешь сразу с улицы, чему хорошо соответствовало слово «выход». В Минске с проектом произошла определенная трансформация, и различие, в первую очередь, в масштабе: мы должны были учитывать, что это Центр современных искусств с его системой коридоров и бывшими мастерскими, поэтому захватили часть коридора с намеком на то, что история этого помещения другая. Но, по большому счету, мы сейчас говорим о декоративных вещах, которые не влияют на суть.
— А как вы нашли и по каким критериям выбрали помещение в Венеции?
— Все очень просто: по исключительно денежному фактору. Выбор был очень небольшой, а цены очень высокие, мы занялись поиском поздно, вернее, поздновато, и помещения, которые нам нравились, были дорогие, а бюджет — ограничен. В результате с локацией все получилось неплохо, даже очень симпатично: мы оказались как раз между двумя главными площадками — садами Джардини и Арсеналом, дорога между ними проходила через наш павильон, поэтому у нас было много посетителей, и специально заниматься рекламой не было необходимости.
— Атрибуты, которые сопровождают человека в проекте «Выход», более-менее универсальные, то есть их нельзя отнести к конкретному стилю или культуре, кроме одного — граненого стакана. Почему именно он?
— Если говорить просто, этим проектом я в первую очередь рассказываю о себе — а моя личная история есть история страны, — и то проклятие «жить в интересные времена»: я родился в Советском Союзе, пережил перестройку и распад СССР, я служил в советской армии, помню Чернобыль и падение Берлинской стены. Мы эти интересные времена продолжаем проживать, то есть до сих пор не вернулись к благотворному покою и находимся в состоянии поиска выхода, к чему и отсылает название экспозиции. А благодаря граненым стаканам мы вспоминаем полдники в детстве и абсолютно благородные попытки всех накормить и из одной кастрюли распределить одинаковые порции. У каждой из объединенных в проекте работ, между прочим, есть свое название. Те ящики — это «Посылка», а в состоянии посылки, будто куда-то надо уезжать, а приехав, все равно не найти желаемого, сегодня находятся многие из нас. Или, например, «Молитва» — человек смотрит на неоновую надпись, будто в другой прекрасный мир, но не видит его, потому что мир этот — так себе, подмена реальности, наша любимая «невыносимая легкость бытия». И свет неона подменяет какой-то другой важный свет.
— Это напомнило мне некоторые современные китайские фильмы, где на фоне светящихся, ярких, развлекательных вещей и под соответствующие звуки игрушек и игровых автоматов происходят трагедии.
— Возможно, я думал и об этом, об иллюзии того, что все прекрасно, об обманчивом мире, которому люди молятся. Я прекрасно помню какой-нибудь 1988 год, когда все думали, что Запад встретит нас сиянием и освободит от того, чем мы были связаны. Книга на лице человека, который смотрит на неоновую надпись, — это тотальный текст, который нас не отпускает, произведение Карла Маркса это или что-то другое. Для проекта я использовал вырванную из контекста цитату из «Капитала» как символ глобального лозунга, который продолжает с нами жить и, как выясняется, не тужить. И, если вы обратили внимание, в композиции есть попытка с ним побороться: текст вдруг выходит в пространство, а на его месте оказывается пустота, просто шум.
— В аннотации к вашему проекту сказано о «кризисе самовыражения и неспособности стабилизировать состояние тревоги». Чувствуете ли вы, что современное белорусское общество болеет тревогой?
— По-моему, она витает в воздухе, мы очень напряжены и это напряжение присутствует повсюду и только усиливается, идет по нарастающей. Вынужден констатировать, что, когда я после временного отсутствия возвращаюсь домой, чувствую в пространстве ожидание чего-то.
— Чем эти напряжение и ожидание вызваны?
— Тем, что мы не достигли состояния, когда просто живешь, а не думаешь, как выжить, потому что понятно, если чувствуешь себя хорошо, ты особенно никуда не стремишься, кроме того, чтобы съездить покататься на лыжах.
— Несколько раз натыкалась на комментарии западных европейцев о том, как они приезжали в Советский Союз в его последние десятилетия и видели, что несмотря на материальные лишения люди свободны. Почему сегодня выживание смогло заполонить все остальное?
– Открылся ящик Пандоры, либо соблазнов, и мы узнали, как вообще живет мир. Во времена моего детства не было даже попыток проанализировать социально-политическую обстановку в стране, все воспринималось как должное, есть как есть. Мы находились в состоянии вечности, где ничего не меняется, а год проходит будто секунда. Мы с оптимизмом смотрели в будущее, потому что оно, как и настоящее, нам ничего не обещало. Сейчас мир развивается гораздо быстрее, это очевидно, к тому же границы открыты, и мы можем сравнивать себя с другими и делать выводы. Да, в чем-то мы чувствуем себя лучше, например, тревога в Украине отличается от нашей. Понятно, что современный мир тоже в целом беспокойный, но не будем скрывать, что в Советском Союзе нам попросту врали, мы жили в счастливом вранье, а теперь, когда у нас есть разные источники информации и шанс получить объективную картину мира, мы хотя бы понимаем, что что-то не так.
— На Венецианской биеннале вы оценили другие национальные павильоны: успевает ли белорусское современное искусство за мировым?
— Белорусское искусство, которое развивается несмотря ни на что, — это ключевой момент, — абсолютно уместно в международном контексте. Я не говорил бы о его искренности, потому что это не то слово, человек может написать какую-то нелепость и сделать это искренне, но отметил бы желание наших авторов говорить о важных вещах. Благодаря тому, что мы стали более открыты, художникам, которые смотрят дальше своего носа, образованию и самообразованию мы вполне уместны, я говорю это абсолютно спокойно. Но мировая арена достаточно консервативная и жестокая: нужно быть очень талантливым человеком, чтобы тебя заметили. Беларусь, давайте будем честными, не та страна, на которую взгляд падает в первую очередь. Есть Россия — большая нация и история, есть Африка, Азия или Латинская Америка, пусть их представляют небольшие страны с такими же небольшими историями искусства. Мы, к сожалению, все еще находимся на периферии мирового движения, в тени Большого Брата, хотя даже последние из тех, кто сомневался, понимают, что мы должны быть самодостаточными и разговаривать с миром на собственном языке, в котором будет предложена палитра всего, что у нас происходит. Поэтому все в порядке, нам только нужно объединить два наших художественных мира, так как некоторые авторы сильно не доверяют государственным институциям, которые, в свою очередь, организуют вещи вроде участия в Венецианской биеннале. В стране нет рынка, на котором, если государство чего-то не понимает, можно найти поддержку у других институций или спонсоров. Объективные факторы не позволяют нам раздышаться во всю силу, но ряд вопросов мог бы решаться куда быстрее, если бы существовал нормальный диалог внутри культурного сообщества, поскольку если мы не будем интересны друг другу, то никому не будем интересны.
Беседовала Ирена КОТЕЛОВИЧ
Ссылки
[1] https://zviazda.by/ru/tags/irena-kacyalovich-0
[2] https://zviazda.by/ru/kultura
[3] https://zviazda.by/ru/vyyaulenchae-mastactva
[4] https://zviazda.by/ru/tags/zhirandolya
[5] https://zviazda.by/ru/tags/konstantin-selihanov