Жан Рэй. В полночь (рассказ)

Часы как раз били полночь, когда в мою комнату вошел призрак.
Я сидел спиной к двери в своем клоповнике, и только лампа, яркая, чистая и приветливая, согревала мне душу.
Мое сердце почувствовало гостя из тьмы.
—    Знаю, это тень Петеркина Додда, матроса, которого я убил в баре на Эрунделл-стрит в тот вечер, когда он обозвал меня болонкой для старой дамы, — громко сказал я. — Но я не боюсь ни Петеркина Додда, ни его мерзкой тени. Послушайте, разве справедливо называть джентльмена болонкой?
Я не решался обернуться, но явление за моей спиной притихло.
—    Может быть, ты пришел потребовать назад восемь шиллингов, что я нашел в твоем кармане? И что вообще ты собирался делать с этими деньгами после своей смерти? Если ты настаиваешь, отдам часть этих денег преподобному отцу Булкингорну, чтобы он помолился за тебя… А они тебе нужны, эти молитвы?
Свет умирающей лампы собирал мрак за моей спиной.
Я не услышал хриплый голос Додда и не почувствовал характерный для него запах гниющих водорослей.
Но тень за спиной продолжала давить на мое дрожащее тело, пробуждая тоску в сердце.

* * *

И тогда я негромко заговорил, и с ужасом обнаружил в переливающейся золотистой плоти виски на дне стакана болезненный зародыш моих слез.

— Может быть, это ты, мой отец, — сказал я, — чьи надежды я не оправдал? Ты, для кого я остаюсь по-прежнему розовощеким малышом, постоянно ломавшим свои игрушки и требовавшим от тебя новых, все более и более красивых и дорогих? Ты, кого я без угрызений совести ежедневно награждал очередной болью?
Иногда, когда ко мне приближаются новые черные беды, я уверен, что встречу тебя, и надеюсь на твою помощь… Так, только вчера в страшном сне ты провел меня за руку через страшные трущобы, где в канавах текла кровь, где вопли терзаемой человеческой плоти витали над нами жуткими тучами.
Так это ты?
Но я по-прежнему не поворачивал головы.
Я не почувствовал губ, коснувшихся поцелуем моих волос. И понял, что это не был мой отец.

* * *

— Ах, — вздохнул я. — Ведь она умерла…
Она? Кто это — она? Я уже не помнил ее имени; виски смыло его из моей памяти. Но помнил, что она любила меня, щедро одаривая всем богатством своих двадцати лет.
Однажды она оплакала меня, оплакала, как плачет по сыну мать-старушка.
Я воздвиг между нами стену безразличия своим сердцем, своим забвением, рождающимся в дороге, виски, выпитым в портах, куда меня приводили фантазия и безденежье. И вот теперь она умерла и пришла ко мне. Боже! Каким ледяным был мрак за моей спиной!
Лампа превратилась в жалкий язычок огня, освещавший всего лишь небольшой круг на потолке.
Но ласкающая рука не появилась из мрака, и я не услышал счастливого возгласа.
Нет, это была не она…

*  * *
Язычок огня взлетел к потолку, словно душа умершего ребенка.
Из окружавшей меня жуткой темноты появилась чудовищная рука, схватившая меня за горло.
Эта рука дрожала; от нее несло табаком и луком.
И я догадался с горечью и гневом, что это пришел мерзавец Бобби, чтобы отобрать у меня мой виски.

Предисловие и перевод с французского Игоря НАЙДЕНКОВА.