Балует аист, Богу люб,
Он, не затюканный навечно,
Вперяет в небо острый клюв —
Дозорной башни наконечник.
Роса опала, как берилл,
На травы звездным отраженьем,
И верный пес благодарил
Судьбу собачью за ошейник.
Петух же гнев не остудил
За отстраненье от полетов
И все, что вызрело в груди,
Вдруг выдал миру на воротах.
Уже не трезв, еще не пьян,
Без лишней спешки и огласки
Рубль оттопыривал карман
И не давал уйти в завязку.
Затарахтела, завелась —
Страна прочухалась на тракте.
Дымок поднялся от стола,
И врылся в землю дряхлый трактор.
С гнильцой попался, что ли, дуб:
Стоял — и крив, и несолиден,
Стараясь быть не на виду —
И все же был он очевиден.
Попытка баллады об оборванном проводе
Провода привели
На отрезок исходный.
Хутор — как равелин
Перед сбором походным.
Провод свис со столба
Черным знаком вопроса.
Окривела судьба
Четких фаз перекосом.
Ветер, словно барьер,
Брал пригорок в задоре.
Весть летела в карьер,
Что вестей будет море.
В паучином ярме
Ежевика дичала.
Тронь певучую медь —
Брызнет искра вначале.
Бронзовеющий бор
Не подвержен изъянам.
Не достанет топор
Княжий дух из кургана.
След столетий в ночи
Отсчитай по зарубкам.
Жар икон и лучин
Жадно схватит за руки.
Влажным пальцем века,
Словно книгу, листая,
Кто-то выйдет искать
Стихший голос восстаний.
Мир на грани завис,
Ржавым проводом замкнут,
Что спускается вниз
К равелину и к замку.
Утрата
Все мглится в памяти, как морось:
Снег оплывал, теряя бель.
Молчала дремлющая поросль,
Не веря слухам про капель.
Корою зашуршало слово,
Овеяв оттепелью сад…
Да слово — только тень былого,
А сада не вернуть назад.
Выезд на Кромань
Смеркалось. Предчувствуя сбор,
Сиял полумесяц короной.
Отнюдь не декор, а укор
Отвесила Кромань.
Простор набухал в тишине
За леса полоской.
На Кромань набросил шинель
Туман налибокский.
И дуба раздвоенный шип
Заклинил небесные сферы.
Застыли медведиц ковши
Натянутым нервом.
Терзала струну маета,
А та все терпела.
Вот так и земля на китах
Измучила тело.
И томная, знойная лень
Укутала снами,
И чья-то небыстрая тень
Запала за камень.
Утратила башня легенд
Былую сноровку.
Подсунул задумчивый ген
Ладонь под головку.
А после молва донесла,
Что грянули громы:
Что толку писак посылать
Без дела на Кромань?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Бессовестно солнце пекло.
Курилась пылюга, как ладан.
И падал на сломе поклон
Под оси баллады.
Обыденность
Реки решительный браслет
Окрестность обнял за запястье
И закрутил в ее сюжет
Почти шекспировские страсти.
Отсюда только вот на днях —
Понятно, втайне от закона —
Без толку жулики со дна
Тащили клад Наполеона.
А при затменьи на бугор
(Потом не раз припоминали)
Полезла тьма из берегов:
Того и при панах не знали.
И странный слух тогда возник,
О том, как в пору ледохода
Рекой плыл колокол — язык
Его был льдом обложен твердым.
А раньше, где-то с Рождества —
Ну, в общем, накануне Пасхи —
Тут дуб легендой обрастал,
Обмеру неба неподвластный.
А упомянутый браслет
Был сдан в ломбард безродным смердом.
В могиле сплюнул его дед:
И как земля такое терпит?
Перевод с белорусского Андрея ТЯВЛОВСКОГО.
Сумесныя праекты ядзерных тэхналогій.