Почему путь Мазурова в большую политику мог закончиться, так и не начавшись?

В ноябре 1978 года в Советском Союзе произошла громкая отставка первого заместителя председателя Совета Министров СССР, Героя Социалистического Труда Кирилла Трофимовича Мазурова. Этому событию предшествовал доклад председателя КГБ Юрия Андропова лично Брежневу по поводу сообщений о Мазурове в иностранной прессе, точнее, об их количестве. Их было много: «Reuters», «The New York Times»,  «Corriere della Serra», «Associated Press»... Газета «Christian Science Monitor» и вовсе на первой странице поместила статью с громким названием: «Мазуров делает большой шаг вверх по лестнице советской иерархии». А еще материалы из папки «Совершенно секретно» с радиоперехватами, сообщениями «Би-би-си». В них Мазурова называли в числе потенциальных преемников Брежнева — он гораздо моложе, ему чуть за 60, энергичен и имеет колоссальный авторитет у народа. Престарелым вождям было чего бояться.

«Ты что себе позволяешь?»

Но путь Мазурова в большую политику мог закончиться так и не начавшись. В конце 1940-х скандал разгорелся вокруг, казалось бы, незначительного эпизода. Цанава, министр госбезопасности БССР, получил пригласительный билет на торжественное собрание по случаю празднования годовщины Октябрьской революции... под номером 600. Мероприятие готовил Минский обком партии, куда входила и городская парторганизация. Его недавно избранный первый секретарь Мазуров распорядился выписывать пригласительные, как это принято, по алфавиту. Но на практике действовало другое правило: сначала отдельным списком шло руководство согласно значимости для республики, где Цанава был в первых рядах, затем все остальные. А тут такое! Буквально сразу же в кабинете Мазурова раздался звонок. «Ты что мне прислал? Какой номер на этом билете — прочитал?». Мазуров ответил, что не имеет привычки смотреть на номер. Но такой ответ едва не стоил ему должности.

«Примерно через час Гусаров, первый секретарь ЦК КПБ, вызывает меня на заседание бюро. Прихожу. Члены бюро уже собрались, и Цанава там. Меня начинают грубо воспитывать: “Ты что себе позволяешь? Какой билет прислал Цанаве? Он у нас — член бюро, почему 600-й номер прислал?”. Тогда вступились члены бюро, мол, молодой, еще научится, хотя знали, что Цанава способен на все.

В жизни Мазурова потом будет немало ситуаций, когда приходилось отстаивать свою точку зрения, интересы республики. Это и жесткое выступление Кирилла Трофимовича на пленуме ЦК, когда с подачи Берии был поставлен вопрос о снятии с должности первого секретаря Белорусской парторганизации Патоличева. Заявление Мазурова поддержали практически все члены пленума: «Если виноваты, снимать надо всех, а не первого секретаря», и вопрос отложили. Это и противостояние с Хрущевым по поводу реформ в сельском хозяйстве, которые вели к уничтожению личного подсобного хозяйства, в целом отрасли. Приходилось отстаивать и размещение высокотехнологичных производств на территории республики, защищать белорусский язык, памятники и даже тех, кто победил в кровавой войне.

С именем Мазурова связано много дел, ключевых решений для развития БССР и Советского Союза, но борьба за республику начиналась именно с партизанского фронта, хотя в биографии Кирилла Трофимовича упоминается об этом периоде только одной строкой: «..являлся представителем ЦШПД в Беларуси». А в его решении от 30 сентября 1942-го говорилось, что он направляется «...в группу отрядов Минской, Полесской, Пинской и Барановичской областей со специальным поручением. Срок — до специального распоряжения». 1942-й, пожалуй, — самый сложный период для республики, когда сопротивление как единый фронт еще формировалось, когда не хватало элементарного, чтобы противостоять сильному сопернику — оружия, одежде, медикаментов, еды. С чего начиналась всенародная борьба — в правдивых донесениях Мазурова, позывной которого «Виктор». В Национальном архиве Республики Беларусь их сохранилось более 200. У них все без преувеличений: о подвиге и о предательстве, о том, как все было неоднозначно, даже с созданием штаба партизанского движения, о целесообразности которого спорили.

Планирование операций из центра? Абсурд!

О создании штаба партизанского движения Мазуров узнал гораздо позже непосредственно от П. К. Пономаренко во время откровенного разговора, запись которого хранится в Национальном архиве РБ (НАРБ). «Пономаренко: “Берия всеми силами старался мешать созданию ЦШПД, пренебрежительно заявлял, что “мужики в лаптях” не могут совершать диверсии в тылу врага. Для этого существуют квалифицированные воины и силы государственной безопасности”. Сталин создание штаба поддержал, но по кандидатуре председателя — тоже споры. Хрущев настаивал на уполномоченном НКВД по Украине. Это вызвало возмущение Сталина, который “устроил нагоняй” Хрущеву, напомнив ему серьезные колебания в прошлом, принадлежность к троцкистам, напомнил и о том, что в начале войны созданные на Украине партизанские отряды возглавляли (в ряде случаев) анархические элементы — “отцы”, которые открыто отрицали руководящую роль партийного подполья и при этом пользовались поддержкой Хрущева». Тогда сошлись на кандидатуре Климента Ворошилова.

«П. Пономаренко: “А тот привел с собой много генералов-штабников, которые знали военное дело, но не разбирались в том, что такое народная война. Эти военные, как и подобает военным, сейчас же взялись за планирование всякого рода партизанских операций и руководство всеми партизанскими отрядами из центра. Это было абсурдом: писались и отдавались директивы и приказы, но их было некому исполнять”». Пономаренко, инициатор создания штаба, направил резкую записку на имя Сталина по этому поводу, все закончилось конфликтом с Ворошиловым и вмешательством Берии. «“Если два ответственных руководителя не могут работать вместе, нужно обоих снять”. Сталин сказал: “Тогда придется снять третьего”. “Кого же?” — спросил Берия. “Тебя”, — ответил Сталин». В итоге ЦШПД возглавил Пономаренко.

Идеологическая война

Об этом в первых донесениях «Виктора» в центр. «Тов. Зимянину. Мы сидим в лесу к югу от Альбинск – Любань. В отряде 50 комсомольцев. В большинстве не оформлены подпольные организации. Отрядам нужно оружие, литература и военные в штаб. Это моя частная мысль. Может, мнение строгое, но как военному все здесь “режет глаз”. Позарез нужны листовки и всякая литература. Михаил, хороших примеров тоже много, но я тебе этого не даю. Это не главное». В партизанских отрядах не хватает элементарного и в бытовом плане. «Живу в лесу и по ночам уже холодно. Пришлите к зиме что-нибудь на голову и на ноги», «Миша (Зимянин), найди мне сумку или планшет, тетрадей или блокнотов, карандашей, компас, если можно, сапоги, а то эти худые, ...нужны костюмы для Карповича, Денисевича (связные на Барановичском направлении) и что-нибудь теплое. Они выглядят оборванцами». Практически в каждом письме и шифрограммах Мазурова говорится о нехватке информации — газет, литературы.

Шла война идеологическая, в которой СССР на начальном этапе проигрывал. Вместе с военными действиями немцы вели массированную пропаганду. Особую опасность представляли превосходно изготовленные фальшивки, например газета «Правда». Внешне она ничем не отличалась от привычной советской. Тот же формат, шрифт, но публикации провокационные и уже в духе фашистской идеологии — о крахе Советского тыла, о пленении несуществующего сына Ворошилова, о том, что Германия спасает мир от большевизма! Кроме того, начало выходить около сотни газет большими тиражами на белорусском и русском языках: «Белорусская газета» — 70 тысяч экземпляров, газета «Новы шлях» и более 20 ее версий в регионах — «Новы шлях Бабруйска», «Новы шлях Гомеля», а еще «Голас вёскі», рассчитанная на крестьян, ««Беларуская школа». Кроме критики, у них были полезные советы по земледелию, бытовым проблемам. Но были и «проколы». К удивлению фашистских идеологов, самой популярной оказалась газета «Minsker Zeitung» на немецком языке. Когда стали разбираться, почему, выяснилось, что она печаталась на бумаге хорошего качества, которая подходила для курева. Но написанному, к сожалению, начинали верить, ведь другой информации практически не было. «В наших районах (Полесской области) немцы грабят население беспощадно, но и политическую работу ведут. Завалили все села газетами и журналами. Мы ничего не можем предложить крестьянам. Они хотели бы хоть что-нибудь почитать из Советского Союза, но мало верят партизанам на слово. Нужна литература и взрывчатка». Неоценимую роль сыграли рукописные боевые листки, стенгазеты, призывы и даже газеты, журналы, которые начали выпускать в партизанских отрядах, — явление само по себе уникальное: самиздатовскую прессу противопоставили массированной немецкой пропаганде. В мае 1942 года в Минске в подпольной типографии начали издавать газету «Звязда». Это стало событием и началом выпуска печатных изданий на оккупированной территории.

«Охотничий» промысел

Но главным для Мазурова было взаимодействие партизанских отрядов с ЦШПД по организации боевых действий в тылу врага, работа с молодежью, комсомольские кадры и еще много других вопросов. Мазуров постоянно проводил в отрядах, категорически не желая осуществлять руководство из штаба — «болота», как его называли по месту расположения. У него была рация — невероятное сокровище в той ситуации, это позволяло оперативно связываться с «Центром» и отряды сразу получали оружие, медикаменты, одежду, прессу. Авторитет был наивысший. При этом Кирилл Трофимович принимал непосредственное участие в боевых операциях, разведке. О деятельности партизан красноречиво говорят его донесения, шифровки в «центр».

«Мы можем гордиться, что 8/10 всех диверсий на железных дорогах делают комсомольцы. Успешно идет “охотничий” промысел. Трое комсомольцев Ливенцева на “охоте” захватили автомашину с немцами и привели в лагерь. “Охотничьи” бригады Суворова выходят на Варшавку в лаптях, в порванной одежде и в упор расстреливают встречные машины. На Полесье по инициативе комсомольцев Жигаревской бригады успешно используется метод обстрела поездов. На днях группа комсомольцев обстреляла наливной (с бензином) эшелон, он полностью сгорел». Или другое сообщение: «Мы в декабре... занимались подрывом поездов. Вся беда в том, что у отрядов нет ни взрывчатки, ни боеприпасов. Положение с боеприпасами тяжелое». Вопрос решался в том числе и за счет отрядов, направлявшихся в тыл врага из «Центра» для выполнения специальных операций. Бытовало мнение, что не партизаны устраивали диверсии в тылу, а специально подготовленные отряды. Такие действительно были, и они регулярно забрасывались на оккупированную территорию, но действовали вместе с партизанскими соединениями. Например, отряд автоматчиков имени М. Ф. Гастелло, который был сформирован в июне 1942 года по решению ЦК КП(б)Б, ЦК ВЛКСМ и Московского комитета комсомола из комсомольцев Москвы. В октябре он перешел линию фронта и в течение 43 дней совершал рейды по тылам врага из северных районов Беларуси в южные, достиг Октябрьского района Полесской области и поступил в распоряжение командования партизанских соединений Минской и Полесской областей.

В 1942-м — начале 1943-го партизанское движение становилось хорошо организованным, единым фронтом, в котором принимали участие в том числе подготовленные кадры для работы в тылу. Их готовили пять центральных спецшкол. Первая была создана в январе 1942-го решением ЦК ВКП(б) для подготовки партийных и комсомольских работников для подпольных органов и партизанских отрядов. Особая спецшкола № 105 начала действовать в декабре 1942-го и готовила заместителей командиров партизанских отрядов по разведывательной работе. Третья — Техническая железнодорожная школа для организации диверсий в тылу Центрального и Западного фронтов. Также кадры для партизан готовила Радиошкола и Высшая оперативная школа особого назначения.

Высказывалась точка зрения, что в партизанские отряды загоняли чуть ли не силой. Об этом в донесении за 1942 год: «Вопрос о резервах не заслуживает такого внимания, он надуман в Москве. Было бы оружие, а желающих вступить в партизаны много. В партизанские отряды влилось бы еще больше населения, но не хватает оружия».

Немецкая агентура и лжепартизаны

Но в массовом притоке населения таилась и опасность. Один случай стал серьезным уроком для партизан, для штаба соединения. Осенью 1942 года в бригаде отважного командира Дмитрия Гуляева, действовавшей в районе Лиозно, появилась красивая молодая женщина. Она сообщила, что была участницей подпольной организации Минска, но сбежала из-за преследований фашистов, когда в городе начались аресты. Гуляев, чья бригада особенно докучала немцам, не только поверил ей, но и был очарован ее красотой, искренностью. Вскоре они сблизились, и до такой степени, что комбриг всюду возил ее с собой, доверял все секреты, советовался. А он регулярно посещал штаб на «болоте», принимал связных, при ней планировал операции партизан. К тому времени у штаба уже были связи с минским подпольем, и Особый отдел решил проверить через подпольщиков, кто эта женщина. Там сообщили, что никто ее не знает и ее версию не подтверждают. Была высказана мысль: не является ли она агентом немецких служб безопасности — СД, которых готовят в Борисове и направляют «в партизаны». И эта версия подтвердилась. Когда Гуляев с бойцами ушел на задание, его гражданскую жену пригласили в штаб. На первом же допросе она была разоблачена. Подтвердилась информация и о борисовской школе, где она прошла подготовку, а на допросе выдала агентуру. Выдал провокаторов в Минском подполье и ее связник, который также находился в одном из партизанских отрядов. Это помогло уберечь от беды многих минских подпольщиков. Но немецкая разведка не только внедряла своих агентов, а и использовала все средства, чтобы дискредитировать партизанское движение.

Осенью 1943 года группе партизан, которую возглавлял Мазуров, пришлось остановиться в небольшой деревне вблизи Днепровско-Бугского канала. Люди встретили их с недоверием, а один из жителей заявил: «Партизаны не жалеют людей. А ведь мы готовы отдать им все, что имеем». Разговор был не из легких. Оказалось, что в деревню несколько дней назад на тачанке приезжало человек 15, все пьяные, устроили повсеместно обыски, забрали теплую одежду, драгоценности, убили старосту, хотя им сказали, что назначили его партизаны, забрали свиней. Один крестьянин не отдавал борова, тогда у него застрелили корову... С лжепартизанами разобрались жестко, но тех, кто действовал от имени партизан, дискредитируя сопротивление белорусского народа, к сожалению, было немало.

«...Это такой сброд...»

О коллаборантах, но не о тех мирных жителях, которые, оказавшись на оккупированной территории, вынуждены были работать, чтобы просто выжить, а о тех, кто сотрудничал с фашистским режимом, в донесениях Мазурова в «Центр».

«О полиции. Полиция постоянно пополнялась за счет молодежи. Большая часть ушла по соображениям чисто бандитским, часть одурачены и забраны насильно. Вообще эта армия очень поганая. Партизаны расправляются с ними беспощадно. Сейчас в полиции появляются пожилые. За счет молодежи пополнения нет, да и вообще пополнения нет. Это такой сброд, что с ними почти нечего работать».

О «Союзе белорусской молодежи». «В Минске и Слуцке противник приступил к созданию “Союза белорусской молодежи”. Это фашистская организация, которая ставит целью воспитание молодежи в духе фашизма и подготовку диверсантов, шпионов и террористов, охватывает возраст 10–20 лет. Финансируется государством. Подробные сведения — первым самолетом. Даем указание всячески срывать комплектование организаций. Посылать в них преданных партии людей для распада. Убивать и ликвидировать руководителей “СС”-состава. Прошу дать указания и обеспечить литературой по этому вопросу». Резолюция тов. Пономаренко: «Тов. Зимянину. Надо обдумать, вопрос серьезный». Вопрос на постоянном контроле, информация поступает руководству регулярно, из нее мы узнаем о реальном отношении к профашистским организациям самой молодежи, населения.

Из письма за 16 июля 1943 года. «Дело с фашистскими организациями идет так: пока немцы ограничиваются только городами Минской области и то не совсем удачно. В Слуцке открыто применили насилие к молодежи. 2–3 дня назад захватили более 100 человек молодежи и заперли в гетто. Ходят слухи, что среди них ведут вербовку в СБМ. Руководит СБМ (шеф штаба) Михаил Ганько, женской секцией руководит Абрамова. Что это за звери — неизвестно».

Из радиограммы из Пинской области для П. Пономаренко и М. Зимянина, 4 августа 1943 года.

«В Полесской и Пинской областях организаций фашистского “Союза белорусской молодежи” пока нет. Активно идет формирование организаций в Слуцкой зоне. По данным комсомольцев-подпольщиков, в Слуцк назначены Окружной и уездный руководители СБМ. Немцы усиленно через газету и с помощью листовок агитируют молодежь. Особая работа — вербовка среди интеллигенции (особенно учителей). Завербованным выдают амуницию и денежное содержание. Конспиративно идет подготовка к созданию сети подпольных организаций СБМ, готовятся кадры. Среди актива имеются наши люди. Связь с ними и агентуру будем расширять».

Результат деятельности националистических формирований — тоже в донесениях. Белорусскими националистами «Самообороны», «Белорусской краевой обороны» (БКА), 1-й Белорусской гренадерской бригадой СС «Беларусь», которые под бело-красно-белым флагом проводили карательные операции против партизан, мирных жителей, уничтожены: «д. Бобровичи Телеханского района, сожжена летом 1942 года. Расстреляно и сожжено 1300 чел., осталось 7-8 семей»; «сожжены в Брестской области д. Зыбайлы, Житлин, Каречин, Ходоки»; «д. Милевичи, сожжено 530 чел., д. Березняки 280 чел., д. морочь — 250. Детей бросали в огонь. В Хворостове сожжены церковь и священник Лойко Иван Семенович, 60 лет. Лучи — сожжено 100 домов». И это только некоторая страшная статистика. Впоследствии Кирилл Трофимович писал: «Оккупанты, в том числе и националистические формирования, разрушили и сожгли 209 из 270 городов и поселков городского типа, более 9 тысяч деревень, без жилья осталось около 3 млн живых».

Живая память

Кирилл Мазуров считал своим долгом сделать все, чтобы правда о партизанском движении победила, а именами героев гордилась страна. Он добился реабилитации Минского подполья и его руководителей, участники которого были оболганы и объявлены предателями. И начинал это делать в 1950-м, в разгар кампании по шельмованию подпольщиков, когда самому можно было попасть под раздачу.

Неслучайно возникла и идея поставить памятник всем сожженным деревням. К этому подтолкнул случай: во время прогулки по лесу в пятидесяти километрах от Минска по Витебскому направлению Мазуров, тогда первый секретарь ЦК КПБ, и Тихон Яковлевич Киселев, председатель Совета Министров Республики, случайно наткнулись на заросшую бурьяном пашню. В центре поля на холме они увидели сожженную деревню. «Десятки два обгоревших печных труб, словно памятники, поднимались к небу. От самих дворов и дворовых построек почти ничего не осталось. Недалеко мы увидели небольшое стадо коров. Присматривал за ними пожилой человек. Подошли, разговорились. От пастуха услышали страшную историю о трагической гибели деревни Хатынь и ее жителей». Тогда же было принято решение возвести мемориал. Но за него пришлось бороться уже на идеологическом фронте. Это был внеплановый объект, а такого рода объекты финансировались из союзного бюджета. Решение нашли: в документах указали его как памятный знак. Какой был скандал, когда возведенный мемориал увидела Фурцева, передать сложно. Вердикт однозначный «под бульдозер!». По идеологическим соображениям решение, предложенное архитекторами Ю. Градовым, В. Занковичем, Л. Левиным и скульптором С. Селихановым, да еще поддержанное Петром Мироновичем Машеровым, было просто ужасно. Образец — возведенные монументы в Москве, других городах, а тут такое! В Москве Мазурову пришлось в Посткоме БССР организовывать обсуждение проекта, который в конечном итоге поддержали приглашенные сотрудники ЦК, лично секретарь Иван Капитонов, а потом успокаивать Фурцеву, которая так и осталась при своем мнении. Беларусь же получила уникальный мемориал, а его создатели были удостоены Ленинской премии.

Битвы за памятники, мемориалы пришлось выдержать и в отношении Брестской крепости, монумента Победы в Минске, который, несмотря на принятое еще 3 июля 1945 года решение о его возведении на центральной площади напротив здания ЦК КПБ, вообще пришлось отложить. Партийному руководству строго указали на политическую близорукость — в столице не было ни одного памятника Сталину — и это в условиях, когда приближалось 70-летие вождя. Возводить его стали в авральном режиме на том же месте вместо планируемого Обелиска Победы. Конкурс, обсуждение — все под личным контролем Цанавы. Памятник Сталину, уникальную в творческом плане работу Георгия Заборского, в столице открыли за несколько месяцев до смерти вождя в 1952 году. Митинг рабочих столицы вел Первый секретарь Минского обкома партии Кирилл Трофимович Мазуров. Он тогда и представить не мог, что вскоре предстоит решать еще одну достаточно сложную задачу — о сносе этого самого памятника вождю. А задача действительно оказалась не из легких — все было сделано капитально и, что называется, на века, требование Постановления ЦК выполнено верно: бронза, гранит, пьедестал, уходящий на пять метров вглубь. Потребовалось немало усилий, чтобы найти решение, как очистить площадь от нежелательного монумента. Монумент же Победы открыли 4 июля 1954 года на Круглой площади, куда он гармонично вписался, — к десятилетию освобождения Минска, торжественный митинг вел Кирилл Трофимович Мазуров уже как председатель Совета Министров БССР.

Но, пожалуй, главным итогом деятельности Мазурова стала его инициатива о создании Всесоюзной Книги Памяти, предложенная им уже в период, когда он возглавлял Всесоюзный совет ветеранов войны и труда. Она всколыхнула буквально всю страну, над сбором материалов работали люди разных возрастов, профессий, национальностей. Она и сегодня уникальна, и не только потому, что увековечила память миллионов людей. В ней восстановлено историческое прошлое многих городов, деревень. Книга памяти стала правдивой историей великой страны, написанной самим народом, продолжать писать которую будут уже последующие поколения.

Наталья Голубева

Кандидат исторических наук