Как создавались обелиск «Минск — город-герой», памятники в Хатыни и Брестской крепости

Минск был оккупирован на седьмой день Великой Отечественной войны. На долгие три года — с 28 июня 1941 года по 3 июля 1944 года — белорусская столица оказалась в эпицентре фашистского террора против мирного населения. В период оккупации на территории города действовало свыше 20 мест массового уничтожения людей — Минское гетто, концлагеря и их филиалы. В одном только лагере смерти «Тростенец» было уничтожено 206,5 тысячи человек (по информации Генеральной прокуратуры, число погибших может быть значительно больше). Историки утверждают: Минск с его окрестными населенными пунктами стал самым большим в бывшем Советском Союзе и крупнейшим в Европе местом массового уничтожения людей — за три года оккупации гитлеровцы и их пособники лишили жизни свыше 500 тысяч советских граждан, а также более 27 тысяч евреев, депортированных в Беларусь жителей Германии и других европейских стран.

С первых дней оккупации минчане оказывали сопротивление врагу. С каждым днем ряды патриотов пополнялись — минское подполье боролось с фашистами и с оружием в руках, и на информационном фронте. На боевом счету минских подпольщиков — свыше полутора тысяч диверсий. Наиболее резонансной является уничтожение гауляйтера Беларуси Кубе. Даже несмотря на провалы, арест и гибель сотни патриотов, минское подполье продолжало борьбу с оккупантами.

Однако сразу после победы действия подпольщиков по защите Отечества не были оценены руководством тогдашней страны. И если во всенародном сопротивлении партизан и роли партизанского движения в борьбе с врагом сомнений не возникало, то подпольщикам пришлось добиваться восстановления исторической правды — на протяжении многих лет на участниках Минского подполья лежало обвинение в сотрудничестве с гитлеровцами. Доказать обратное и, наконец, установить историческую справедливость удалось только в сентябре 1959 года, когда по итогам работы комиссии бюро ЦК КПБ обвинение с Минского подпольного горкома было полностью снято.

Большой вклад в реабилитацию минских подпольщиков внес первый секретарь ЦК КПБ Петр Машеров. В результате к 20-летию Великой Победы первые пять минских подпольщиков, среди которых и редактор первого номера нелегальной газеты «Звязда» Владимир Омельянюк, посмертно были удостоены наивысшего звания — Героя Советского Союза. В честь минских подпольщиков стали называть улицы, им посвящали книги и фильмы. Окончательно и бесспорно роль Минского подполья в сопротивлении врагу признали через 30 лет после освобождения белорусской столицы — 26 июня 1974 года был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Минску почетного звания «Город-герой» с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В честь этого памятного события, вообще подвига минчан в годы Великой Отечественной войны 8 мая 1985 года в белорусской столице был открыт обелиск «Минск — город-герой». Символично, что рядом с ним в апреле 2010 года началось возведение нового здания Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны.

Накануне самого главного праздника страны — Дня Независимости — корреспонденты «Звязды» встретились с известным архитектором и скульптором, заслуженным деятелем искусств Беларуси Валентином Занковичем, который в составе творческой команды работал над возведением обелиска «Минск — город-герой». Лауреат Ленинской премии, премии Ленинского комсомола рассказал не только о том, как создавался мемориал. Упомянул он и историю возникновения таких символов нашей страны, как мемориальные комплексы «Хатынь» и «Брестская крепость — герой», над которыми работал в соавторстве с не менее известными мастерами. Поделился собеседник и страницами своей вне творческой жизни, за которыми — становление талантливой личности.

— Валентин Павлович, когда и в какой семье появился на свет автор известных в Беларуси и за ее пределами памятников Великой Отечественной войны (и не только)?

— Я у мамы спрашивал: «Скажи, где ты меня родила?» Она отвечала, что в первой клинической больнице города Минска. А мы в то время жили в Прилуках (недалеко от столицы. — «Зв.»). И мама, и отец были учителями. До этого они жили в Западной Беларуси. Пропаганда была поставлена основательно, поэтому родители перешли границу и оказались в Восточной. Их приняли и дали школу в Прилуках. Семья у нас была небольшая: отец, мать, старший брат, сестра и я. Отца моего в 1937 году (мне было 8 месяцев) арестовали как человека, перешедшего границу, — обвинили в шпионаже. В свое время спрашивал Савицкого (Михаил Андреевич, народный художник БССР, Герой Беларуси. — «Зв.»), как он думает, куда попал мой отец. Он считал, что похоронили его в Куропатах. Все это время я носил цветы.

— С Михаилом Савицким вас связывала дружба?

— Да, мы с ним дружили. Часто засиживались то в его мастерской, то в моей. Он даже своей семье сказал: «Если я уйду, насчет увековечения обращайтесь к Вальке Занковичу». Однако удалось сделать только мемориальную доску на доме, в котором он жил. Затем жена и сын Савицкого попросили, чтобы я и надгробие сделал. Конечно, согласился. От этого просто нельзя было отказаться. Сделал макет и показал семье. Оказалось, что точно такой же макет Михаил Андреевич спроектировал для надгробия своих родителей. Поехал на родину Савицкого — в деревню звеня Толочинского района — и посмотрел: правда, точно такое же надгробие получилось. К сожалению, так вышло, что над увековечением памяти художника на месте его захоронения работали другие люди...

— Когда началась Великая Отечественная война, вам было четыре года. Помните ли те события?

— Я помню войну. В это время мы жили в Вилейке. Там была вся моя родня. Жили недалеко от вокзала. Когда все началось, дядя Саша сказал женщинам семьи сваливать все самое необходимое в покрывала и уезжать отсюда. Сам пошел на вокзал, чтобы узнать, когда поезд на восток идет. Приходит (а в это время женщины все собрали) и говорит, чтобы решали путевки: немцы уже разбомбили железнодорожные пути. Пришлось встречать войну в Вилейке. Помню немцев на мотоциклах с колясками (на каждом — пулемет), на грузовиках, крытых брезентом. Жили мы в подвале, так как все время были бомбежки — в огороде пять бомб упало...

— Когда вы впервые поняли, что хотите связать свою жизнь с искусством?

— Рядом в детстве жил Витька Тишутин, мы с ним дружили. Оба увлекались рисованием. Срисовываем всякие картинки. Когда учился в школе, на моих плечах была стенгазета. Когда подошло время поступать в высшее учебное заведение, выбрал для себя Белорусский политехнический институт имени Сталина. Туда нужно было сдавать экзамены по рисунку, геометрии и черчению. Этими дисциплинами я хорошо владел в школе. И когда поступил в политехнический институт и шесть лет там занимался, выяснилось, что одним из основных предметов на протяжении шести лет был рисунок. Я учился на архитектора.

— А когда увлеклись скульптурой?

— Мне пришлось учиться с Олегом Стаховичем. Мы с ним подружились и сошлись на том, что и его, и меня привлекала не только архитектура, но и скульптура. Мы с ним начали прослеживать конкурсы, которых в то время было объявлено немерено. Причем поступало на конкурс не пять-десять проектов, как сегодня, а сотни. После окончания института я работал в «Минскпроекте», Олег — в «Военпроекте». После работы, поскольку энергии в юности было много, со всеми белорусскими скульпторами делали проекты и набили руку основательно. Когда был объявлен очередной конкурс на увековечение памяти защитников Брестской крепости, мы поняли, что в Беларуси нет скульптора, который поднимет эту тему, и пошли к Владимиру Королю, который по тому времени был председателем Госстроя. Мы к нему ежедневно в течение десяти дней, наверное, ходили. Он не принимал, говорил, что сам найдет нас, если мы ему пригодимся. Тогда на несколько строк написали письмо на имя Машерова. Петр Миронович принял нас на следующий день. Он сказал, что все конкурсные проекты уже видел, и наш проект, по его словам, ближе всех подходит к решению Брестской темы. Работали мы в крепости вместе с известными скульпторами Александром Кибальниковым и Андреем Бембелем.

— Как создавался известный на весь мир мемориал в Брестской крепости?

— На протяжении пяти лет мы работали над ним: и в Москве, и в Минске. Мало кто знает: то, что открыто и построено, — лишь половина от первоначальной задумки. Планировалась не только архитектурно-строительная часть, но и увековечение конкретных героев на конкретных местах. Однажды Машеров нам сказал, что времени прошло немало, архитектурная часть уже сделана, а ветераны стареют и дата подходящая (мемориал в крепости открывали осенью 1971 года, в 30-ю годовщину с начала Великой Отечественной войны. — «Зв.») — намекал на то, что пришло время закругляться. Мы договорились открыть то, что успели сделать, а потом заниматься реализацией второй части задумки. Вернуться к мемориализации подвигу героев Брестской крепости не удалось. По всей стране увековечивали памятные места. У архитекторов и скульпторов было работы выше крыши. На свой страх и риск я сделал пять или шесть композиций и отвез их в Брестскую крепость. Все они были одобрены. Но началась «перестройка», и все погубили. Только одну композицию (памятник героям-пограничникам), благодаря генералу-пограничнику Рачковскому, в 2011 году удалось установить на территории Брестской крепости.

— Еще один символ нашей страны — мемориальный комплекс «Хатынь» — возник благодаря в том числе и вам. На мемориал тоже был конкурс?

— Да, его объявлял Минский облисполком. Было подано 10 проектов. Среди них — и тот, который выиграл. Когда мы работали в «Минскпроекте», секретарем комсомольской организации был Леонид Левин. Он знал, что я работаю по теме войны. Сначала мы с ним увековечили на белорусской земле подвиги комсомольцев — появились десять памятников. Потом нас попросили увековечить сожженную деревню Велле, что на Витебщине. Мы с Левиным поехали туда. Там торчали печные камины, остались фундаменты домов, вишни росли, груши... Впоследствии создали проект мемориала, но осуществить его не удалось. А в это время был объявлен конкурс на «Хатынь», и все эти замыслы воплотились в решение хатынской темы.

— Помните свою первую поездку в Хатынь?

— Когда на Запорожце Левина приехали в Хатынь, меня поразила бешеная тишина. Совсем ни звука. Никого, нигде, ничего... Тишина такая трагическая. Потом я начал думать, как сделать на этом месте достойный мемориал, чтобы привлечь туда народ. Решил ориентироваться на церковь, которая сплачивает вокруг себя людей. Так в Хатыни появились колокола. Как я говорю в таких случаях: элементарно, Ватсон.

— Каким в вашей памяти остался Иосиф Каминский, житель Хатыни, который выжил и стал прототипом «Непокоренного человека»?

— Когда встречались с Каминским, он подробно рассказывал все, как было: и как немцы окружили, согнали, стреляли, и как горел сарай, и как вырвались из этого пламени (ворота снесли), и как расстреливали всех жителей Хатыни, и как потом ходили примером добивали тех, кто еще двигался... В это время Иосиф доставал свои челюсти и показывал, что и ему досталось. Когда все ушли, он услышал стон и голос, который звал: «Папа, папа, папа...» Он вспоминал: " Я понял, что это мой сынок". Каминский рассказывал, как раскапывал его среди других тел, как взял на руки. Мальчик еще дышал. Живот его был распарен, кишки по земле тянулись... Словом, он умер у него на руках. И когда стал вопрос, какой должна быть скульптурная композиция, все было элементарно. Никаких других вариантов больше не было.

— А что за история с авторством знаменитой на весь мир хатынской скульптуры? В одних источниках указывается, что «Непокоренного человека» вылепили вы, в других — народный художник Беларуси Сергей Селиханов...

— На то время, когда мы работали в Хатыни, диплома скульптора у меня не было. Я архитектор. «Хатынь» уже была построена (два года ее возводили), и встал вопрос о скульптуре. Сколько приходилось ходить по кабинетам... Скульптуру должен был слепить скульптор. Я предложил кандидатуру Селиханова. В Минкульте поддержали: народный художник, ветеран Великой Отечественной войны. Я за бутылкой — и к Селиханову. «Сергей Иванович, есть предложение совместно сделать скульптуру в Хатыни. Деньги и славу — наполовину», — говорю я ему. В итоге деньги разделили (я сразу «Жигули» приобрел), а слава осталась за ним. Все разве расскажешь...

— А были ли в Хатыни после реконструкции?

— Я из таких: построили — и нет меня там. И год, и два, и пять, и десять лет... Творчество художника мешает ему отвлекаться на какие-то посторонние дела. Ночью просыпаешься — у тебя идея, над которой потом работаешь. Судьба такова у художника. Все время был занят: одновременно мог работать над двенадцатью проектами. Правда, лет семь назад приезжаю в Хатынь — две машины легковые стоят. Раньше машину некуда было воткнуть. Три раза стоянку увеличивали. Со всего мира приезжали специально в Хатынь. Думаю, что это за дела такие?! Неужели остыл интерес к Хатыни? Думаю, что-то надо делать, чтобы мемориал вздрогнул. Так возникла идея создать на территории мемориального комплекса Музей зверств фашизма, начал его проектировать. Потом читаю в газете: Зюганов считает, что в Москве должен появиться Музей зверств фашизма. Думаю, вот совпадение какое. Мою идею не поддержали.

— Однако музей в Хатыни все же появился — людей там сейчас много...

— Это не может не радовать.

— Впереди — важная для каждого белоруса дата. 79 лет назад — 3 июля 1944 года — был освобожден Минск. Эту важнейшую дату в нашей истории мы празднуем как День Независимости. Одним из символов независимости белорусского народа является архитектурно-скульптурный комплекс «Минск — город-герой», который появился в том числе благодаря вашим усилиям...

— Работу над мемориалом поручили «Минскпроекту». Архитектор Виктор Крамаренко и команда проектировали обелиск. Когда он позвонил мне и предложил присоединиться, я с удовольствием согласился. В моей мастерской все начальство перебывало: и городское, и областное, и ЦК. Все ждали, когда появится обелиск «Минск — город-герой». Мне пришлось отложить другие дела и решать именно эту задачу. Потом я подумал, что и скульптура там должна появиться. Ездила делегация в Москву, выясняла, можно ли поставить скульптуру возле обелиска «Минск — город-герой». Сказали, что можно. Так я эту даму с фанфарами и слепил. Потом в мастерскую приехал художественный совет, начальники, я им показал это решение. Одобрили, но попросили убрать фанфары. Только они за дверь, как я все эти три фанфары на место. Так, как и было задумано изначально, сейчас и выглядит бронзовая скульптура «Родина-мать», которая установлена рядом с обелиском.

— Бронзовая фигура женщины — обобщенный образ Родины. Почему именно такое творческое решение?

— Понятно почему. Женщина, мать, Родина — все женского рода. Кроме женщины, на первоначальном этапе работы над мемориальным комплексом, были предусмотрены еще три скульптурные композиции: солдаты, партизаны, подпольщики. Не поддержали.

— В 2005 году, накануне празднования 60-летия Победы, на Партизанском проспекте, возле станции метро «Могилевская», появился памятник «Беларусь партизанская». Известно, что, согласно первоначальному проекту, вы планировали сделать его иначе...

— Это должна была быть женщина на зубре, но не все поняли мою задумку. Женщина — Белая Русь — символ нашей страны. Зубр — еще один из символов. Ниже — тематическая барельефная композиция, отражающая партизанскую семью. Оставили только барельеф. Мало кто знает, что рядом с этой композицией должен был быть еще памятник подпольщикам, которые, как и партизаны, внесли весомый вклад в общую победу. Скульптура подпольщика (в уменьшенном виде) осталась только в моей мастерской. Кстати, в руках подпольщик держит несколько экземпляров газеты «Звязда», которая нелегально выходила в оккупированном Минске.

— Вы являетесь автором бюстов Коласа и Купалы, скульптур на проспекте Победителей, символизирующих времена года, известной станковой скульптурной композиции «Немига», других работ. Однако творческий почерк Валентина Занковича прежде всего познавателен в теме Великой Отечественной войны...

— Это самая важная тема, которая требует увековечения — на все века и на все поколения. Для меня это было абсолютно ясно и понятно. Никакие другие темы Меня так, как эта, не интересовали.

— Над чем сейчас работает мастер?

— Все те же темы. «Брестская крепость» — вторая же половина не сделана, а эскизы вот (показывает. — «Зв.») стоят. Это Петя Васильев — парень из музыкального взвода, юный защитник крепости. До сих пор достойно не увековечен Герой Советского Союза Петр Гаврилов. Таким образом, работать еще есть над чем.

Вероника КАНЮТА

Фото Евгения ПЕСЕЦКОГО

На днях указом главы государства Валентину Занковичу присвоено звание заслуженного деятеля искусств Беларуси. Поздравляем!