Этому человеку посвящен сборник «Венок» Максима Богдановича и поэма «Курган» Янки Купалы...
«Хоць свет і людны, і шырокі, ты быў як месяц адзінокі...» — писал о нем Богданович.
«Больше всего на свете он любил свою Родину, свой край, язык и народ, и все свои силы клал в жертву родной Беларуси», — отозвался на его смерть Вацлав Ластовский.
Именно Сергей Полуян достал, по легенде, стихи Богдановича из корзины «Нашей Нивы» и настоял, чтобы их опубликовали. И именно он — автор первой обзорной статьи белорусской литературы.
«...Жыццё не вартае таго, каб жыць. У марах жыццё — казка, а спраўдзі — гніццё раба і вечная незабяспечанасць. Але не думайце, што я дзеля незабяспечанасці ўміраю. Не. Жыць так, як жыву я, няма ніякай радасці... Я так люблю жыццё, светласць і красу, ды не на маю долю выпала гэта. Прашчайце... Перадайце шчыры прывет беларусам. Багата я думаў зрабіць, ды не зрабіў нічога. Шкода паміраць так марна, але трэба. Няхай… І яшчэ адна драбніца: я ўміраю „пошло“, павесіўшыся. Бо не было змогі купіць рэвальвера...»
Это из прощальной записки... Сергей Полуян, критик, публицист, писатель, ушел из жизни в девятнадцать лет в Киеве, в нужде, в самом начале славы. Заканчивается год, в который мы отмечали его 130-летие. Чем притягательна эта фигура, в чем ее тайна? Мы рассуждаем с исследователями жизни и творчества Сергея Полуяна, известными учеными и выдающейся семейной парой, доктором филологических наук, профессором БГУ Вячеславом Рогойшем и кандидатом филологических наук, доцентом БГУ Татьяной Кабржицкой.
— Сергей Полуян прожил совсем мало и сколько там создал — горсточку? Считанные художественные произведения, немного больше критики... И, тем не менее, когда он умер, то вдруг на его смерть откликнулось столько народу, все знаковые персоны и белорусского культурного движения, и украинского... Почему так?
В. Р.: На этот вопрос ответ давно есть, и ответил на него Белинский. Он писал, что к писателям, находящимся в начале литературного процесса, нужно относиться по-особенному, потому что, большие либо малые, они в обоих случаях личности исторические. Конечно, как вы сказали, написал Полуян «горстку»... Но в этой горстке не песок, а крупицы золота. Он пришел в литературу, когда только что закончилась революция 1905 года, только что разрешили белорусскую печать, начала издаваться «Наша Ніва», в Украине были подобные процессы. Сергей был юноша высокоталантливый. Не окончив, по сути, ни университетов, ни гимназий, самообразованием приобрел глубокие знания, а критическое мышление у него, видимо, было от рождения.
Т. К.: Да даже если бы он как критик о белорусской литературе ничего не написал, то, думаю, он остался бы в истории украинской литературы. То, что он написал об украинских писателях, не потеряло актуальности и сегодня.
— Сергей был третьим ребенком в многодетной семье, по воспоминаниям, дружной. Откуда такой максимализм, ершистость? Он единственный из семьи удался такой?
В. Р.: Думаю, как вы говорите, «удался». Хотя и другие дети «удались» активные: сестра Зинаида участвовала в гражданской войне на стороне красноармейцев. Младшие братья — тоже, только на стороне белых, и после должны были выехать и где-то в Аргентине закончили свою жизнь. Отец, Епифан Иванович, крестьянин, старался выбиться в люди и детей вывести — и Сергея, и сестер отправил учиться в гимназию. Юноша с горячим сердцем, честный. Идеи революции, возрождения Беларуси захватили его.
Т. К.: Упомяну, что двоюродный брат Сергея, Иван Бахонка из Киева, единомышленник, который также участвовал в революционном движении, наложил на себя руки через два года после смерти Полуяна. Семья Ивана обвиняла Сергея в «плохом влиянии».
— Складывается впечатление, что можно провести параллели между отношениями с отцом у Сергея Полуяна и у Максима Богдановича. Родители сыновей не понимали, не поддерживали. Адама Егоровича Богдановича многие, в том числе Короткевич, упрекают в том, что судьба его сына сложилась так трагично. Сергея Полуяна отец бил, выгонял из дома, не давал денег.
— Отношения Максима с отцом доводятся до абсурда. Укоряют, что Адам Егорович поддерживал своего сына Льва, а не Максима, не пустил последнего в Санкт-Петербург учиться. Но ведь отец думал о здоровье сына — Санкт-Петербург действительно был не для больного туберкулезом Максима. А что касается Полуяна, то отец его выбивался в люди при царской власти, а сын связался с революционерами. Конечно, Епифан Иванович испугался, что не только для себя, но и для семьи принесет неприятности Сергей. Родители всегда заботятся о детях. Может, иногда заботятся излишне или не так, как надо. Вацлав Ластовский вспоминает, как хоронили Полуяна в Киеве: шел весенний дождь, «убивалась матка», а ночью отец вскочил: почему-то ему показалось, что Сергей заснул летаргическим сном. Хотел бежать на Байковое кладбище, откапывать могилу. Он любил сына. Да, он, по сути, выгнал его из дома, так надо же еще знать натуру Сергея... Тоже не уступал. Ибо мог, не имея, чем жить, и поклониться отцу... Но ведь не захотел. Так что тут, как говорится, коса на камень нашла. Не надо винить родителей. Благодаря Адаму Григорьевичу Богдановичу сохранились многие раритеты Максима, его рукописи.
— Ваша первая книга о Сергее Полуяне «Слядамі знічкі», вышедшая 30 лет назад, была во многом открытием. В этом году появилась новая книга — «След, вечна жывы». Чем она отличается?
В. Р.: Дополнена новыми материалами, например, об отношениях Сергея Полуяна с нашенивцами, в частности Вацлавом Ластовским, ведь когда писалась первая книга, нельзя было Ластовского и других даже упоминать. В цитатах самого Полуяна фамилии заменяли многоточием. А воспоминания самого Ластовского нельзя было и близко напечатать. То же самое касалось и других деятелей, и белорусов, и украинцев. Скажем, есть рецензия Полуяна на «Третью книгу рассказов» выдающегося украинского писателя Владимира Винниченко ... А Винниченко в советское время был запрещен. Правда, некоторые имена, которые нельзя было упоминать в Украине, можно — в Беларуси, и наоборот — цензура не все, видимо, знала. И мы с Татьяной Вячеславовной этим пользовались. Когда публиковали статьи про Полуяна в Украине, могли туда включить фамилию и Ластовского, и других. А в публикациях в Беларуси могли вставить фамилию Винниченко. Но в книгу мы не могли поместить рецензию Полуяна на Винниченко. Нам помогло время. В Украине Винниченко сейчас широко печатается, он — классик.
Т. К.: обидно, что в Беларуси совсем не знают Владимира Винниченко, а у него интереснейшие художественные произведения, романы («Честность с собой», «Солнечная машина»), пьесы («Черная Пантера, Белый Медведь», «Грех»), политические трактаты («Возрождение нации», «Слово за тобою, Сталин!») и другие. В первое десятилетие эмиграции Винниченко (1920-е годы) произведения его издавались по всему Советскому Союзу. В Украине начал выходить его собрание сочинений в 28 томах. Однако с 1930-х годов даже нельзя было упоминать фамилию писателя. Еще в студенческие годы Винниченко занимался подпольной революционной деятельностью, его не раз арестовывали. И у меня впечатление, что Полуян, будучи в Вильне, имел с Винниченко связь, ездил к нему, держал в руках его рукописи. Это предмет будущих исследований, так как все делалось конспиративно. Еще мне кажется, что Полуян похож на одного из героев Винниченко, который страдает из-за несовпадения своих моральных убеждений с окружением, утверждает, что не переживет это время. Очень актуально освещать отношения нашенивцев с украинцами. Украинцы подают нам пример, как важно понять все возрожденческие уроки того времени.
— Ваше исследование о Полуяне — настоящий детектив... Вы много ездили, встречались с друзьями и родственниками вашего героя. Это были какие-то командировки в рамках научной работы?
В. Р.: Нет, какие командировки! Только наше желание. Татьяна Вячеславовна диссертацию писала по белорусско-украинским литературным связям начала ХХ века и фамилию Полуяна встречала часто. Но неизвестно было, где и когда он родился, где учился. Было только упоминание Ластовского, что его «выдала земля Пинская». А теперь мы видим, что место рождения Полуяна ближе к Мозырю, чем к Пинску.
Т. К.: Ездили мы повсюду за свой счет, на электричках, поездах. Трудностей было много. Издания, в которых печатался Сергей Полуян, белорусская «Наша Ніва», украинские «Рада», «Українська хата», — были внесены в список «буржуазно-националистических», вражеских изданий, попали в спецхранилища. И все равно ни одна библиотека, даже в закрытых фондах, не имела полных комплектов. В Беларуси комплекты «Нашей Нивы» отсутствовали навылет! Добавлю, что все найденное мы переписывали от руки. Первая «ниточка» про Полуяна вела аж в Ленинабад, где жил двоюродный брат Сергея, которому тот завещал свои вещи. После нашли в Киеве дочь того брата... У нее в гостях и увидели первый раз, как выглядел Сергей Полуян. В семейном фотоальбоме были снимки, на которых он лежал в гробу. Потом нашли сестру Сергея Людмилу, тоже в Киеве, потом — вторую сестру, Зинаиду, что жила в Ленинграде, от той обрели адрес третьей сестры Ангелины, к которой довелось ехать в Ригу... Запомнилось, что в Ленинграде гостеприимные хозяева нас оставили ночевать и дали пользоваться «Сергеевой подушкой» (Зинаида Епифановна когда-то взяла ее на память о брате). Сергей на той подушке спал в Киеве и видел сны о Беларуси.
— Для многих в биографии Полуяна самым таинственным, чуть ли не мистическим, является его смерть...
Т. К.: видела статью, где Полуян вписан в историю самоубийства литераторов. Мне не понятен такой подход. Это занижает саму личность человека, проблемы его времени. Ищут экзистенцию такого выбора в его произведениях, образы смерти. «Гниют деревни забранного края» и так далее. Мол, он готовился к самоубийству.
В. Р.: Даже Короткевичу приписывают тягу к самоубийству — выпивал, так как чуть ли не специально хотел себя погубить... Я ни разу не видел, чтобы Короткевич был «в критической отключке». Помню, отмечали его день рождения. Сидят Бородулины, Буравкины, Мальдисы, Киселевы, поднимают бокалы... Короткевич выпивает и тихонько идет в соседнюю спальню. А гости что-то хорошее вспоминают о Володе, поют, поднимают за него рюмки. Короткевич выходит. «То давай, еще наливайте!» Налили, он ответил на поздравления и пошел снова отдыхать.…
— Между тем Полуяна представляют каким-то вариантом Сергея Есенина: молодой талантливый буян...
В. Р.: Мы категорически против интерпретации такого образа Сергея Полуяна в литературе и в кино. Полуян не был пьяницей! Сколько он написал за свой последний год, да еще на таком уровне! В общем, не знаю, как он, бедный, успевал... Конечно, была причина того, что Сергей вдруг повесился. Есть сведения, что он со своим другом, украинским поэтом Грицьком Чупринкой, договорились уйти из жизни вместе, Сергей попрощался с жизнью, а Чупринка — нет. Причины остаются не познанными. Однако вспомним предсмертное произведение Сергея Полуяна, как он специально написал к празднику Пасхи: «Христос воскрес, воскреснешь и ты, Беларусь, к новой жизни». Он жил с такими возвышенными мыслями. И это главное для нас, сегодняшних!
Т. К.: Молодые писатели, литературоведы часто говорят о Полуянах, не учитывая контекст эпохи. А личность в полной мере может проявиться только в атмосфере времени. О нашенивском периоде в жизни Янки Купалы и Сергея Полуяна Олег Лойко написал в своем зацитированном, зачитанном романе «Як агонь, як вада» еще в начале 1980-х годов! А где же белорусские новые художественные прочтения тех векопомных событий? Нам в книге «След, вечна жывы» удалось через личность Полуяна показать новые подходы к пониманию единства процессов национального возрождения на материале взаимодействия украинской и белорусской прессы, литературной критики. Украинцы это время очень активно исследуют, поднимают раритетные документы, красиво освещают. Кстати, Киевские литераторы (Сулима, Костенко, Левицкий, Брайко и другие) с заинтересованностью восприняли книгу «След, вечна жывы». Призываем и наших писателей художественно-документальных, исторических жанров к новым открытиям!
— Но есть версия, что Полуян не сам себя убил. Якобы был связан с опасными тайными организациями...
В. Р.: А вы где-нибудь видели хоть один документ, подтверждающий этот домысел? Ничего подобного нет! Мы же все просмотрели: и в архивах, и в печати. Это сплошная выдумка. Так же, как слух, что могила Сергея и памятник на ней существовали еще после войны, и тогда уже их снесли... Сергей Полуян сказал Тишке Гартному, что он связан с киевскими социал-демократами. Вот и все. Да, он действительно мог быть связан (вспомним личность Винниченко), а мог просто поддержать Гартного, ведь социал-демократические взгляды у Полуяна были! Конкретных доказательств, что политика спровоцировала кончину Полуяна, не существует. Причины кроются в глубоко личном. Время покажет, насколько удастся познать эту тайну.…
— Что сделать для увековечения памяти Сергея Полуяна?
В. Р.: Следовало бы назвать его именем улицу в Минске. Увековечить его имя в Калинковичах. Еще когда первая наша книга про Полуяна вышла, я послал ее в Брагин, в краеведческий музей, предложил сделать экспозицию. Послал и эту книгу, последнюю. Но, к сожалению, ответа не получил.
Т. К.: Конечно, в Брагине, где Полуян родился, нужно назвать улицу его именем, сделать вывеску, тем более известно место, где стоял его дом.
Людмила РУБЛЕВСКАЯ
Фото из архива героев
Совместные проекты ядерных технологий.
В повестке дня — утверждение концепции нацбезопасности и военной доктрины.
