У каждого писателя и поэта встречаются так называемые магистральные образы — те, что он, сознательно или бессознательно, употребляет чаще...
У Янки Купалы и Якуба Коласа тоже есть любимые образы. В том числе растительные. В начале лета, когда все цветет и буйствует, давайте пройдемся по волшебному саду, созданному воображением наших Песняров, полюбуемся на те деревья, кусты, цветы, которые чаще всего встречаются в их произведениях... Некоторые любили они оба, некоторые были любимцами только одного из них...
Это изумительное растение — символ одного из Песняров, а именно Янки Купалы. Цветок, который расцветает только в ночь на Ивана Купалу — когда и родился Иван Луцевич. Цветок папоротника дает тому, кто его нашел, возможность понимать язык птиц и зверей, видеть сквозь землю сокровища... Но ведь и соблазняет людей возможностью легко стать богатым и сильным. В стихотворении «Заклятая кветка» Янка Купала предостерегает:
«Чуць толькі
Купальскае свята
Набліжыцца з ночкай
сваей,
Як папараць-кветкай
заклятай
Чаруе
няшчасных людзей...
З надзеяй, і верай,
і сілай
З усюль,
куды б дзе ні зірнуць,
Праз высі, даліны,
магілы
Па кветку
бягуць і бягуць!»
Бегут глупые люди, гибнут миллионами за то призрачное растение... В стихотворении «У Купальскую ноч» поэт снова описывает героя, который мучительно ищет цветок-счастье, а его все обманывают, все мучают злые духи леса...
«Стой! Здаецца,
вунь зірнула,
Як бы зорка,
як бы сонца!
Ах, не тое! Адвярнула!..
Гэта шышка
на сасонцы».
Вот уж как бы и нашел — но запел петух, и цветок исчез. Стихотворение очень в духе символизма, поисков человеком Синей птицы, самоидентификации, смысла жизни... Для Купалы цветок папоротника — это еще и судьба Беларуси вообще. Неслучайно заканчивается произведение криком: «Дайце кветку! Дайце сонца!»
Белорусские песни предпочли кустарник, который буйствует весной белым цветам, а летом ягоды его кровят барвой... Оба Песняра упоминают этот образ. В эпопее Коласа «На ростанях» о калине поет Ядвися:
«Ядвіся адышла далей у куток каля кахлянай печы і заспявала:
«Ці я ў полі не калінаю была?..»
Голас у яе быў малады, свежы, сакавіты. Спявала яна з такім праўдзівым пачуццём, што рабіла вельмі добрае і прыемнае ўражанне.
Лабановіч слухаў гэтыя спевы, і нейкі жаль ахопліваў яго. Яму хацелася падысці да дзяўчыны і запытаць яе: «Скажыце, якое гора ў вас на сэрцы?»
Ну а Янка Купала, вдохновившись этим символом девичьей дотошной красы, создал стихотворение «Явар і каліна», ставшее новой белорусской песней о любви, неподвластное суровым испытаниям:
«Песняй
вясны лебядзінаю,
Скінуўшы зімнія чары,
Шэпчуцца явар з калінаю
Ў сумнай даліне
над ярам».
Вспоминает калину он и в поэме «Бандароўна», описывая героиню:
«І стаіць яна прад панам,
Як калінка тая,
Што у лузе, над ракою
Вецер пахіляе».
Вот про это дерево, если цитировать обоих классиков, и книги не хватит... Недаром же Колас собственноручно посадил возле своего дома, где сейчас музей, четыре дуба и березу, как символы себя, трех сыновей и жены, а один из вариантов памятника Янке Купале представлял собою курган, на вершине которого растет дуб... Совсем как в его поэме «Курган»:
«Дуб галлё распусціў
каранасты над ім,
Сухазелле у грудзі ўпілося;
Вецер стогне
над ім уздыханнем глухім,—
Аб мінуўшчыне
ў жальбах галосе».
В притче Коласа «Дуб» это дерево описано с величайшим почетом: «Адны толькі паважныя дубы, узбагачаныя вопытам жыцця за свой доўгі век, не вельмі спяшаліся расчыняць свае покаўкі і выпускаць адтуль свежую зелень маладых лісточкаў, бо дуб — мудрае дрэва, і не паддаецца ён на зман няпэўнай у пачатку вясны». В его стихотворении с таким же названием
«Сілачом стаіць
Дуб разложысты,
І здалёк відаць
Пышны верх яго».
Это и символ исторической памяти, и беспокойства белорусского народа.
«Налятаў віхор
З навальніцаю,
Ды не гнуўся ты
Перад бураю!..»
А вот в притче «Як птушкі дуб лячылі», написанной в 1955 году, когда Колас часто болел, можно усмотреть отождествление автора себя со старым дубом, которого чуть не залечили слишком заботливые птицы, не давая дышать свободным воздухом.
Максим Лужанин вспоминал, как с друзьями посещал Коласа в 1944 году в подмосковном санатории узкое, и поэт повел впоследствии всех в парк, где представил... местным дубом:
«Так Колас пазнаёміў нас з дубамі, пазнаёміў літаральна, бо кожнае дрэва мела чалавечае імя. Канстанцін Міхайлавіч ахрысціў іх так трапна, што, калі называў чарговае імя, здавалася, перад намі не дуб, а сапраўдны Рыгор, вясковы дзядзька ў лапціках і шапцы-аблавушцы. Наймагутнейшы і найстарэйшы ў гэтай сям'і называўся Сымон-дзядзя. Ён замацаваўся на жыццё ў Коласавым вершы «Вузкае». Падставы для пашаны і далікатнага абыходжання з дрэвам, безумоўна, былі. Мы паспрабавалі абняць Сымона: не стала рук. Да нас далучыўся Канстанцін Міхайлавіч. Ён пачаў клікаць у гурт і Марыю Дзмітраўну.
— Хопіць і вас, самі добрыя дубы,— пасміхнулася яна».
А вот это деревце — любимец именно Якуба Коласа. В трилогии «На ростанях» с дикой игрушкой ассоциирует учитель Лобанович возлюбленную Ядвисю. Даже находит в лесу молодую грушку, чтобы посадить ее на память о девушке.
Интересно, что Ядвися действительно отождествила деревце с собой.
«Яна доўга разглядала яе. Потым засмяялася і сказала:
— Я вырву яе і выкіну.
— Чаму?
— Бо яна такая ж калючая і дзікая, як я.»
А когда Ядвися должна отъехать, несчастная от того, что, не предупредив, покинет Лобановича, идет к грушке:
«Яна аглядаецца, бярэцца за дрэўца. Але грушка моцна бароніць сябе і коле Ядвісі руку.
«Гэта ж я такая калючая,— думае Ядвіся ,— бо я — дзікая!»
Яна зноў падымае руку, асцярожненька бярэ за самы вяршок і ломіць яго. Нашто яна гэта зрабіла? Яна проста хоча сказаць гэтым, што яна злая і нядобрая. Няхай ён ведае гэта».
Якуб Колас рассказывал Максиму Лужанину, как родился один его стих:
«— З ігрушамі была яшчэ адна фацэція. Помніш мае «Грушы-сапяжанкі»? Гэтак амаль і адбывалася са мною і з братам Алесем. На ласткоўскай сядзібе расло некалькі груш. Мы з Алесем пасвілі авечкі недалёка ад хаты. Дзядзька Пятрусь гупаў цэпам у гумне. Алесь падвучыў мяне, і я палез у грушы. Дзядзька згледзеў, давялося ўцякаць.
Мы з авечкамі адагналіся далей ад дому, каб паказаць, што нас блізка няма. Цяпер цішком падаўся на раздабыткі Алесь. Узлез наігрушу, налупіў запазуху, а тут — дзядзька! Алесь — наўцёкі, дзядзька за ім. Пакуль Алесь бег, усеігрушы пагубляў. Так мы і не паласаваліся. А дзядзькі доўга пасмейваліся: «А што, смачныя грушкі?»
В белорусском фольклоре это деревце воспринимается как символ тоски и одиночества, горькой женской участи. Для Янки Купалы — лучшее средство создать готический пейзаж:
«Стаіць вярба сухая
У полі на мяжы,
Кару з галін спіхае,
Галіны — як крыжы».
Стихотворение написано в 1911 году, когда Янка Купала жил и учился в Санкт-Петербурге, где как раз расцветал символизм в искусстве.
В стихотворении «Вярба» Якуба Коласа это деревце тоже невеселое:
«Пытаў ручаёчак
Сірату-вярбіну,
Што над ім стаяла,
Знізіўшы галіны,
Да вады галоўку
Звесіўшы самотна,
Ды з паўднёвым ветрам
Зюкала журботна...»
Ручеек спрашивает, чего же ивочка над ним такая cклоненная и скорбная — оказалось, это потому, что ручеек подмывает ее корень, и «нашто я цябе любіла».
Конечно, ни Купала, ни Колас не могли не упоминать в своих произведениях березу... Правда, очень по-разному.
«Расце бяроза серад поля,
Ўдалі ад лесу, сіратой;
Жыве пясняр
з сваёй нядоляй,
З сваёй маркотнаю душой.
Ваюе з бурамі бяроза,
Мароз, слата сячэ яе;
Пясняр з няпраўдай
б'ецца ў слёзах,
За ўсіх цярпіць,
для ўсіх пяе».
Так Янка Купала в стихотворении «Дзве долі» параллелит судьбу березы с судьбой поэта. Во втором стихотворении, ставшем песней, береза выглядит еще плачевнее:
«Шумныя бярозы
Пабяліў мароз.
Хацеў бы я плакаць,
Дый не маю слёз».
У Якуба Коласа образ тот же, настроение другое:
«Надышлі марозы,
Рэчкі закавалі,
Белыя бярозы
Шэранем убралі».
Ну и то, что Колас посадил у своего дома березку в память о жене Марии Дмитровне, также говорит о его светлом восприятии этого деревца.
Не так много у Песняров упоминаний об отдельных цветах, хотя Колос устраивал участки у своего дома — но выращивал рожь и ячмень, а Купала, по свидетельствам, очень любил розы — имел при доме розарий, где росла даже редкая черная роза. Чаще всего в произведениях обоих, в целом, упоминаются цветы...
Но есть у Янки Купалы интересное стихотворение «Гэй ты, дзяўчына, кветка-лілея». Правда, совсем оно не нежное, как, казалось бы, вымогает образ... Наоборот, боевой:
«Гэй ты, дзяўчына,
кветка-лілея
Вольная птушка
сумнай зямліцы!
Сееш ты слёзы,
думак уроду,
Слёзы-брыльянты
яснай крыніцы».
Стихотворение написано в 1914 году, и посвящено оно Владиславе Станкевич, которая в 1916-м станет женой поэта. Владислава Францевна была действительно девушкой боевой, активной белорусской деятельницей.
С лилией сравнивает Янка Купала и другую свою боевую героиню, Бондаровну, которая убегает от злого пана и становится символом борьбы:
«Як маліны, яе губкі,
А твар, як лілея,
Як дзве зоркі, яе вочы,
Гляне—свет яснее».
Ну как же белорусский лес без сосны! Как писал Колас в начале «Новай зямлі»,
«Вось як цяпер,
перада мною
Ўстае куточак той
прыгожа,
Крынічкі вузенькая ложа
І елка ў пары з хваіною,
Абняўшысь цесна
над вадою,
Як маладыя ў час кахання,
Ў апошні вечар
расставання».
Хотя сосны те не только в лесу — у дома Коласа в Минске тоже росли, Лужанин упоминал, как писатель злился на грачей, что селились на «придомовых соснах»: «ломяць, бачыце, галлё, а дрэвы праз гэта ўсыхаюць».
А Янка Купала написал восхваление соснам Карелии:
«Сосны выносныя,
Гордыя сосны!
Шмат вы ўжо носіце
Сонечных вёснаў».
Сосны у обоих поэтов не просто деревья — они умеют слушать и говорить, и уж куда более чуткие, чем люди.
«А елкі хмурымі крыжамі
Высока ў небе
выдзялялісь,
Таемна з хвоямі
шапталісь».
Упомянем и еще одно деревце, позволяющее нагнать в произведение ужасы:
«Скрыпяць трухляцінай асіны,
Над курганамі звяр'ё вые...
Гасцінцам, церневай пуцінай,
У ёрмах, скованы, скацінай
Ідуць нябожчыкі жывыя».
Ну вот любил Янка Купала символизм, декаданс и готику... А вот осину не любил, хотя часто упоминал. Осину же и белорусский фольклор не жалеет — дерево предательства и наказания. Употребил тот образ Купала и в стихотворении-памфлете против троцкистов:
«Мала іх павесіць
На сухой асіне,
Бо нават асіна
Ад сябе адкіне».
А вот в стихотворении «Дзевяць асінавых колляў», его Купала не успел дописать, рассказывается об ужасном случае геноцида, который фашистские захватчики совершали на белорусской земле:
«Іх вывелі дзевяць маіх беларусаў,
Іх вывелі дзевяць яўрэяў маіх,
Зямлі беларускай людзей сівавусых,
Людзей непавінных, мне родных, блізкіх».
Якуб Колас также знал о фольклорных особенностях осины — дядя Антось вечерами рассказывал племянникам страшную историю про непостоянного покойника, которого надлежало встретить осиновым колом...
Интересно, что как колдуна, скрывают заживо Гусляра из поэмы «Курган» — «Закапалі, убілі асінавы кол».
К липе поэты относились уважительно. Светлое дерево, медоносное..
«Высока, разлажыста
Расселася пры хаце
Стара-старая ліпа,
Паважная, як свацця»— пишет Купала.
В его же стихотворении «Забытая скрыпка» именно из липы сделан инструмент, способный пробудить сердце:
«Льюцца пяснярскія словы,
З дошкай ліповай пяюць;
Звесіўшы людзі галовы,
Слухаюць, думкі снуюць».
В стихотворении «Лірнік вясковы», посвященном Сырокомле, герой выращивается в липовой коляске. А в поэме «Нікому» на могиле героини вырастают липа и клен, в знак, что влюбленные сплотились и после смерти.
Свою притчу «Даль» Якуб Колас начинает так:
«Зацвіла прыгожая ліпа.
Колькі шуму было тут на гэты час, колькі рознагалосага спеву! Працавітыя пчолкі, усялякія мушкі гулі так, што здавалася, нібы ліпа — гэта нейкі дзіўны музыкальны інструмент і тут адбываецца ігрышча».
А потым насенне ліпы захацела паляцець далёка, у сінюю даль... Старой ліпе шкада было пускаць дзіця ў чужы свет, але блаславіла. Паляцела маладое насенне з ветрам, глядзіць на родную зямлю: «няўжо гэта тыя самыя малюнкі, на якія глядзела яно так нядаўна? А дзе ж іх хараство? Дзе тыя абрысы, дзе грабяні, што так павабна выглядалі адтуль — з ліпы?»
Забеспокоились семена, туда ли они летят, где же та привлекательная синяя даль?
Чтобы понять притчу, стоит поглядеть на год написания: 1917. Год великих перемен и великих надежд.
Надеюсь, каждый из вас захочет найти растения из дерева этого виртуального сада на страницах классиков.
Людмила РУБЛЕВСКАЯ
Совместные проекты ядерных технологий.
В повестке дня — утверждение концепции нацбезопасности и военной доктрины.
