Владимир Лидский. Черная кровь

…в Лидское гетто сгоняли жителей не только Лиды, но и ближайших окрестностей, — кроме лидчан обитали здесь насельники Селец, Березовки, Белицы, многих маленьких местечек и хуторков; вот родителей пятилетней Гилы Цвейг в сорок втором забрали в гетто, а девочку не приметили, — мать успела спрятать ее в чулане; вечером того дня сквозь щель в досках ребенок видел, как из соседнего дома солдаты вывели двоих детей семи и одиннадцати лет, загнали в огород и там среди помидорной ботвы буднично постреляли из автоматов, — Гила, дрожа от ужаса, просидела в чулане двое суток, — до тех пор, пока в дом не зашли белорусы с хутора за Лидейкой — в надежде на оставленное имущество; найдя Гилу, белорусы не выдали ее, а напротив, отвели в местный детдом и попросили заведующую принять дитя, — заведующая взяла ребенка, накормила и проводила в душ; здесь девочке перекисью отбелили волосы и строго сказали: забудь свое имя, забудь фамилию! ты белоруска, а зовут тебя — Гала Цвирко, Галинка… И малышка хоть и была напугана сверх меры, а улыбнулась: Цвирко — это же сверчок! Так она стала жить в детском доме, и солдаты после того приходили туда еще дважды, каждый раз после настойчивых поисков забирая еврейских детей, и протесты заведующей Ганны Петровны были без пользы; однажды Галинку подозвал солдат и пристально вглядевшись, спросил по-русски: «Как? тебя? зовут?» — «Цвирко, — твердо сказала девочка, — Галинка!» И солдат отстал, не заметив, как расширились у нее зрачки от страха… Ганна Петровна особо приглядывала за ребенком и давно примечала, что девочка малоподвижна и стеснительна, — пока другие дети играют, она сидит в уголке и смотрит в стену, почти не шевелясь; она была здорова, правда, как и все дети, недоедала, но другим малышам это не мешало иногда шалить, и уж во всяком случае, все они при возможности хотя бы немножко бегали-прыгали… Как-то раз Ганна Петровна отвела ребенка в сторону и, дав маленький кусочек сахару, спросила: «Почему ты не играешь?» — «Вы же знаете, тетя, — сказала девочка, — ведь я — еврейка, а у всех евреев — кровь черная…» — «Что? — в ужасе спросила Ганна Петровна, — кто это тебе сказал?» — «Все говорят, — обреченно ответила девочка, — поэтому мне нельзя играть: вдруг я коленку расшибу или у меня кровь из носа пойдет… помните, тетя, как у Тарасика кровь пошла? Если дети увидят, что у меня черная кровь, я не буду жить, ведь евреев убивают за кровь». Ганна Петровна со слезами посмотрела на девочку: «Это неправда, у тебя красная кровь, как у всех…» — «Нет, черная, — вскричала малышка, — тогда бы евреев не убивали!» Заведующая взяла ребенка за руку и снова повела в душевую. Там она открыла шкафчик, вынула бритвенное лезвие, прижала Галинку к себе и ударила ее по руке возле локтевого сгиба! Девочка заплакала, пытаясь закрыть ранку ладошкой, и Ганна Петровна заплакала, но, плача, сквозь слезы и всхлипы все повторяла: «Красная, красная, красная! Ты такая, как все… Посмотри! Она — красная!» И Галинка, пачкая Ганну Петровну кровью, кинулась ей на шею…