Стихи Владимира Короткевича в переводах Юрия Щербакова

* * *

Расстаются с прежнею любовью,

Забывают одоленный шлях.

Но нельзя любить свое гнездовье

С черною повязкой на ушах,

С черною повязкой на устах,

С черною повязкой на очах.

Но нельзя касаться словом лживым,

Черным словом зла земли родной.

Потому что в этом мире живы

Мы ее великою судьбой,

Правдою заветною земной.

Истинной.

Единственной.

Одной.

---

* * *

Был. Есть. Буду.

Потому что всегда, как проклятый,

Живу бездонной тревогой,

Потому что сердце мое распято

За все миллионы двуногих.

За поднимающих пашни просторы,

За льющих металл белу свету,

За покоряющих небо и море,

За живых и за тех, кого нету.

За тех, у кого не кровь, а свобода,

Кто рабства отринул дорогу,

За тех, кто за все земные народы

Встанет даже на Бога.

За тех, кто заживо в селах горели,

Отчизну спасая без страха,

За тех, кто с вызовом в небо глядели

С баррикады,

Из леса

И с плахи.

За тех, кто со смертью на бой выходит

Один на один прямо в пекло

И для потомков далеких возводит

Храм наш общий и светлый.

А чтобы он гордо сиял в зените

И в небо вознесся крылато,

Из сердца распятого каплю возьмите.

Последнюю.

Больше не надо.

И пускай она, неприметная, где-то,

Догорает, детей не пугая,

На границе любви,

На границе рассвета,

На границе величия края.

«Бог живет в Беларуси!» –

Верьте молве –

Зря не скажет простой народ!

Этой правдой сверкает роса на траве

И несчитанных звезд хоровод.

Этой правдой речная

Наполнена даль

И заветы предков родных,

А еще – языка драгоценная сталь

И вселенная дум людских.

Эта правда –

В шуме лесных ветвей,

Что дубы нам

Слушать велят,

Правда –

В радугах летних огней,

Что купальская шлет земля.

И пускай об этой

Правде моей

Говорят:

«Сочиняет поэт!»

А вот нету нигде

Вернее друзей,

И прекраснее женщин нет!

Здесь открытых душ и дверей не счесть,

Этот край –

Твой дом и собор…

Двадцать тысяч рек у нас есть

И одиннадцать тысяч озер!

Нам есть, что пить,

И друзьям налить,

И пожары тушить,

А коль доведется, то есть нам где

И ворога утопить!

Крепок памяти нашей оплот,

Что не в церкви хранит народ:

«В Белоруссии Бог живет...»

И пускай себе здесь живет!

А если обрушит на нас свой гнев,

Знаем, – свои – наперед:

В вершины самых высоких дерев

Молния с неба бьет.

В вершины самых малых дерев

Она никогда не бьет.

Про то соловей, встречая восход,

Росным цветам поет:

«Тут, в Белоруссии Бог живет!»

И пускай себе вечно живет!

---

* * *

Обещают нам новый роскошный дом,

Но лишь тут наш заветный лад,

Тут под каждым навеки родимым бугром

Наши предки убитые спят.

Меч с косою в наследство достались нам

И завет – на устах немых…

Здесь нам жить, и отсюда дорога одна –

Никогда не оставить их.

---

* * *

Прочней стихов защиты нету

Для слабой памяти в бою.

На свете вечно жить поэтам,

Покуда песни их поют.

Коль жизни выпущу жар-птицу,

Не довершив свой лучший сказ,

То суждено мне повториться,

Как повторялись много раз

Моря и звезды, чьи мгновенья

С собою в вечность заберу.

Дарует свет мне повторенье…

Ну, а не свет,

Так Беларусь.

Мне – хватит…

---

* * *

То ль зима шлет завьюженный вечер,

То ли осень дождями струит,

Как тебя я на улице встречу,

Подгибаются ноги мои.

Как признаться в любви на рассвете,

Если в росах поют соловьи?

Что в твоем я услышу ответе?

Подгибаются ноги мои.

Видно, вымолвлю слово не скоро.

Слышишь в хате, как сердце стучит,

Соловьиным гремит перебором?

Сигареты светляк у забора

И молчание в теплой ночи…

Вечным счастьем и вечною мукой

Соловьиное пенье поит.

Протяни мне, любимая, руку.

Подгибаются ноги мои.

---

* * *

Блекло-синее небо алеет с боков.

Ветер дуть утомился. Падает лист.

Осторожное солнце с голых стволов

Выползает на тихий синичий свист.

Чуть качаются в небе вершины берез.

Лег покой на стерню. По-над гумнами дым.

Из оврага, скрипя, поднимается воз,

И сорока настырно стрекочет над ним.

Что в разведку за возом ее повело?

Нужно место найти, где пекутся блины,

Где хранится в овинах живое тепло,

Где царит хлебный дух аж до новой весны.

Перевод с белорусского Юрия Щербакова