На сцене появились оборотень, змей и Белая Сорока, а разговор пошел о национальном своеобразии, благодаря которому Беларусь сохраняет не только исключительность, но и независимость, — в Купаловском театре состоялась пермьера спектакля «Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастических рассказах». Мозаика из мотивов, танцев и завернутых сюжетов Яна Барщевского шлет зрителям довольно буквальные месседжи о стране, истории и культурном своеобразии, а Купаловский занимается тем, чем и должен заниматься национальный театр, — потакает чувству собственного достоинства.
Обращение к Яну Барщевскому, символичной для национальной культуры персоне, никогда не будет лишним, но на этот раз он появился в репертуаре Купаловского чрезвычайно вовремя. Книга, воспевшая народный фольклор, уникальные местные мифы, белорусскую глубинку и через образ Белой Сороки показала посягательства чужих культур, воплощен в театральной постановке как раз во время активного обсуждения национального своеобразия на фоне интеграционных процессов.
И не просто воплощен, но и перекроен в сторону еще более недвусмысленных посылов: в отличие от середины XIX века, нам уже не нужно выделять наличие белорусской истории и самобытной культуры, но делать их гарантом независимости и апеллировать к национальному самосознанию, да еще на одной из главных театральных сцен, всё еще необходимо.
Из-за своей своевременности «Шляхтич Завальня» (даже слегка нескладный: то чересчур манерный, то напыщенный, то лишний) звучит громче, подчеркивает жирнее и отзывается глубже. Постановка, хоть ее название и повторяет слово в слово название сборника, немилосердно переворачивает Барщевского с ног на голову и скрещивает в себе несколько сюжетов.
К шляхтичу Завальне в Санкт-Петербург приезжает внук Ян и узнаёт, что подруга детства Амелия вышла замуж за их общего друга Альберта. В это время у Альберта гостит европеец доктор Шельмер, который на самом деле является чернокнижником и служителем Белой Сороки. Параллельно развивается история корыстной Агапки и влюбленного в нее Карпы, готового продать душу за змея, который добывал бы для их семейного союза золото и серебро.
Режиссер Елена Ганум таким образом находит место для романтической истории с любовным треугольником, приключениями и спасением; для вербовки на служение Белой Сороке (у Барщевского она была аллегорией Екатерины II) с историческим подтекстом и отсылкой к современности; для той самой белорусской культуры, которую символизируют невероятные фольклорные сюжеты с оборотнями, змеями и заговоренными сокровищами.
В сложносочиненный сюжет вписаны необходимость оборонять свой край, прямые разговоры о литвинах/белорусах и оскорбительные насмешки над наивными верованиями глупых простолюдинов. Последнее, что важно, исходит от доктора Шельмера, то есть иностранца. Всё это — неосознанное, непризнанное, прибитое — изображается в полумистической атмосфере (оформление увенчано огромной головой петуха, глаз которому заменяет луна), где главную опасность несут иностранные фамилии и утрированный акцент (конечно, не сами по себе, а через свои недобрые намерения).
Под луной и в кустах, с насмешками Шельмера и надменностью Белой Сороки (одетой на самом деле в черное) происходит самое главное — самоосознание белорусов. Авторы, конечно, чего только в спектакле не намешали. Неестественные сантименты и нежные голоса романтической линии в окружении красиво фантастических событий выглядят данью зрительским ожиданиям; танцы, которых в постановке достаточно, порой только растягивают время — то обыгрываются, то не обыгрываются (и в конце концов надоедают); юмористический эпизод с Завальней, который лег умирать, но ожил из-за доставленной индийской трубки и танца слонов, опять же выбивается из единственно достойной таинственной эстетики, тон которой задает голова петуха.
Главное — красивые символы самобытности и широты национальной культуры — в некотором смысле нивелируется танцами и неудачным сочетанием историй и настроений, но все-таки преобладает. В определенный момент сюжетные линии спектакля, всё время подгоняемые нечистой силой, сходятся в одной точке и решаются чем-то исключительным, что выше даже темных заклинаний, чернокнижника и Белую Сороку. Плачки — его воплощение — появляются в белых, длинных, неземных костюмах. Так что пока они есть — Плачки, мифы, фольклор, литература, изобразительное искусство, театр, то есть художественная культура в целом, — нам за себя можно не волноваться.
Тематическая селекция Купаловского в этом случае заслуживает аплодисментов, хотя, может, воплощение замысла и не дотягивает до ее благородных смыслов. Так и сидит белорус в театральном зале — с художественной вторичностью, зато с патриотическим подъемом.
Ирена КОТЕЛОВИЧ
Фото предоставлено Купаловским театром
Совместные проекты ядерных технологий.
В повестке дня — утверждение концепции нацбезопасности и военной доктрины.
