Иван Миско: Когда я формирую, когда леплю — меня ничего больше не интересует

В Минске, в самом центре Старого города, на улице Интернациональной, есть необычный дом... В нем увидите и музей, куда приходят заинтересованные посетители, и художественную мастерскую, где постоянно бурлит работа, и самого мастера, «живой экспонат» — так в шутку называет себя народный художник Беларуси Иван Якимович Миско. Его мастерская — музей, часть Музея истории Минска, имеет и еще одно измерение — космическое... Скульптор, чей путь начался 90 лет назад на хуторе Чемери Слонимского района, много лет лепит космонавтов и вообще занимается космической темой... Сюда не раз звонили прямо с орбиты, а те, кто там побывал, приходят и в качестве моделей, и как друзья. «Нас и нашу работу Вы пропустили через трепетное сердце художника, а наработанными руками создали образы и дела современников» — это отклик одного из таких гостей, космонавта Петра Климука.

И сегодня, в свой почетный юбилей, Иван Якимович не останавливает работы и даже находит, чем удивить:

— У меня новая тема — инопланетяне.

— Ничего себе! Вы же, кажется, довольно скептически к этому относились, ведь ни один из ваших космических друзей не признался, что встречал неземную жизнь...

— Что эта тема для меня? Она свободная. Ее никто мне не заказывал, возможно, она никому и не нужна. Но это волеизъявление мое. Я в этой теме отдыхаю, у меня появляются каждый день новые мысли и идеи. Три работы я уже сделал, отлил формы. Но никому не показываю. Потому что боюсь, что меня могут потянуть в другую сторону. А кому понравится, кому не понравится, абсолютно не интересует. В девяносто лет я могу позволить себе лепить то, что мне хочется.

— Это будет целый цикл?

— Семь-десять работ. И даже «Мисс инопланетянка», космическая женская красота. Когда космонавт Олег Новицкий последний раз был у меня в мастерской, я его попросил: «Если мимо иллюминатора будет пролетать или постучится инопланетянка, ты ей открой, поздоровайся, запомни, какая она, и мы с тобой ее вылепим».

— Инопланетяне в вашем воображении антропоморфны или совсем не похожи на человека?

— Не хочу говорить. Пусть остается секрет к открытию выставки. Я же сейчас, во время юбилейного празднования в ратуше, только фотоснимки моих работ подготовил. Мы сейчас нашим авторским коллективом, с Сергеем Логвином и Владимиром Пипиным, заканчиваем памятник Якубу Коласу для Столбцов, это отнимает все время. А персональную выставку постараюсь сделать ко Дню космонавтики, когда успею. Вот там и цикл про инопланетян выставлю... А еще покажу свои рисунки. И впервые выставлю маски. Мне сказали, что к каждой маске должна быть написана ее история. Тем более у меня маски не посмертные, они все снимались с живых людей. Разница очень большая.

— Интересно, а как вы отбирали изображения своих работ, как определяли этапные?

— Они мне все дорогие. В каждом возрасте — свои этапные, ведь другое восприятие. Попроси художника проиллюстрировать одно и то же произведение в разных возрастах — получите совершенно разные рисунки. Главное — всегда, на каждом этапе быть поглощенным трудом. Когда я формирую, когда леплю — меня ничего больше не интересует, потому что я руками и глазами весь там. Грязный или нет, либо весь в гипсе... А если ты ничего не делаешь, лежишь и фантазируешь — вот, на потолке обвалилась штукатурка, что же там нарисовалось? Белена...

— Ну, почему белена? Еще Леонардо да Винчи советовал рассматривать пятна плесни на стенах и трещины, представлять, на что они похожи, и вдохновляться.

— Для того чтобы брать вдохновение, сидеть в четырех стенках нельзя. Пусть ты и сверхгениальный. Это должно быть накопление впечатлений за много лет в различных ситуациях. Нам поручили делать памятник Максиму Горькому в парке его имени. Эскиз утвердили. И однажды я ехал от Камвольного комбината на троллейбусе, и через переднюю дверь вошел мужчина, высокого роста, скуластый, немножко пригорбленный. Он повернулся в профиль, и я увидел: жив Максим Горький!

Я сидел и думал: подойти, не подойти? Живая натура — это же какая радость! Какой материал для памятника! А храбрости не было. Он через две остановки вышел. Я после каждый день ездил по этому маршруту в надежде, что он войдет, себя корил: надо быть более смелым. По сей день помню тот типаж, который мы потеряли.

— Значит, если подумать, в памятниках мы часто видим изображения не исторических личностей, а натурщиков?

— Да! В художественном училище у нас был натурщик лысоватый, невысокий... Он специализировался на позировании для изображений Ленина. Если бы Ленин посмотрел на выставку Ленинианы, нашел бы собственный портрет? Помню, когда нас собрали в Прибалтике на семинар «Образ Ленина в монументальной скульптуре», мы спрашивали у местных скульпторов: «Почему у ваших Ленинов такая толстая шея, мощная фактура?» Ответ: «Потому что Ленин — борец за мир». Актер Бабочкин сыграл в фильме роль Чапаева... И сколько мы лепили Чапаева, никто не пользовался фотографиями Чапаева, собирали фотографии Бабочкина, его лепили...

— А у вашей инопланетянки есть прообраз?

— Мне эта идея нравится, ведь инопланетянку каждый может представить свою. У каждого свой идеал женщины. Помню, вернулся из армии, меня зачислили в художественное училище. И вот первый раз в жизни я рисую обнаженную женскую натуру. Да впервые и видел обнаженную женскую модель. Перерыв. Все пошли курить. Натурщица подошла ко мне. «Скажите, вы первый раз обнаженную натуру рисуете?» — «Да». — «Я по вашим глазам вижу. Так если надо, я могу прийти в субботу или воскресенье, чтобы вы порисовали, потому что вы в рисунке отстали». Я испугался. Отказался. Такой вот был... А когда учился на четвертом курсе, жил на квартире по улице Красноармейской, в подвале, в комнате с тремя девушками. Молодой красивый солдат, в военной форме (гражданской одежды у меня вообще не было). И девушки все время гадали, на ком же из них Иван может жениться. Смотрели за мной, кушать варили... Спали не раздеваясь, чтобы меня не смущать. Работали они на заводе. И однажды я пришел в комнату с одной знакомой девочкой из Слонима, она поступила в мединститут. Хозяйка это увидела, рассказала девушкам. Девушки сказали: «Все, сам мой одежду, сам готовь есть». С того дня появилось полное равнодушие ко мне. Вот как авторитет потерял...

— И часто случалось, что творческую фантазию разрушала жестокая реальность?

— Когда я вел детскую студию, дал детям задание: дома представьте, что прилетели на другую планету... А после нарисуете или вылепите, с кем вы встречались, что видели, что ели... Они выполнили. Тогда говорю: «А теперь представьте, что вы пригласили инопланетян к себе, пусть они посмотрят,как вы живете. Подумайте, чем бы вы хотели их угостить». Одна девочка встает: «Я их угощу макаронами». Я спрашиваю, почему. «А у нас дома больше еды никакой нет». Мне стало плохо... Я детей втянул в фантазию. А девочке нечего есть. Дети — и лучшие фантазеры, и самые любознательные. Я в детстве все хотел сам познать. Как-то мать пришла из города и отцу говорит: «Яким, что-то мне очень сердце болит». А я, малыш, выскочил на улицу и как начал себя в грудь кулаком бить... Хотел понять, что чувствует мать. Та увидела через окно: «Яким, посмотри, какой Ванька глупый, сейчас себя убьет!» А я ей говорю: «Все равно не болит мне сердце...» Сегодня понимаю, как оно болит. Еще залезал на крышу, на дерево — куда солнце садится?

А, за лесом... Завтра схожу... Пошел — а там еще один лес! Кстати, вот вчера взял картонку и нарисовал восход солнца — космический.

— Сохранился ли сегодня ваш хутор?

— Сохранился. Но в доме живут другие люди...

— А почему бы в таком случае хоть вывеску не сделать? Чтобы туристы ездили, смотрели, где народный художник вырос, чем вдохновлялся. Еще один туристический объект будет...

— Хорошая идея! Мы стараемся поехать куда-то за границу, а своей Беларуси не знаем! Какие разные типажи, песни, блюда традиционные... Приехал я в Брестскую область, в Мотоль. И вот местные заговорили... Я слушаю — не понимаю, потому что они на своем местном полешутском диалекте... И мне так понравилось. Как это красиво!

— Ваши модели часто вмешиваются в вашу работу?

— У каждого свои пожелания. Помню, Коваленок был недоволен, что я вылепил его в космическом скафандре: он хотел быть в парадной форме, с наградами, погонами... Но потом оценил. А вот эскиз мемориальной доски для школы, где Олег Новицкий учился. Здесь будет текст: «В нашей школе учился летчик-космонавт, Герой России, совершивший три космических полета, Олег Новицкий». Олег посмотрел на меня: «Иван Якимович, а почему три?». Я говорю: «Как будет четвертый, срежем бронзовые буквы и подставим слово «четыре». Но сегодня не могу выполнить эту работу, все упирается в средства.

А вот новая композиция «На старт»: Олег Новицкий шагает в костюме космонавта. Олег пришел с женой, посмотрел... Нет, говорит, это не та дорога, которая ведет нас в космос. Та дорога не покрыта плитками, это трудный путь с различными препятствиями... И путь тот в композиции нужно продлить. Ведь пройти все мечтают — не каждому удается преодолеть. Мечтаю сделать такой памятник, может, на родине Новицкого...

— В Год исторической памяти будет много новых проектов... Что вы предлагаете на эту тему?

— Памятник вдовам Великой Отечественной войны. Тема Дня народного единства важна... Я же сам помню 1939 год, как в сентябре собирал яблоки и угощал на шоссе на Гродно советских танкистов... Еще у меня давно сделана скульптура Казимира Семеновича, белоруса, основателя искусства артиллерии... Почему до сих пор не можем установить? Что такое историческая память? Она не может отображаться формально. Помню, на наш художественный совет из Старых Дорог представили проект мемориального знака в память воинской части, которая в начале Великой Отечественной войны попала там в окружение и погибла. Камень, на нем гранитная дощечка... Совет забраковал, стародорожцы обиделись...

Я сказал: «Мы с членами Совета приедем к вам в музей, посмотрим материалы». За это время там провели раскопки на месте боев, нашли много винтовок, штыков, касок, все ржавое, с отличием войны... Я когда это увидел — вот же он, памятник! Не закапывать историю, а доставать из земли! Все эти артефакты стали частью памятника, которым сейчас в Старых Дорогах гордятся. Еще тема, которая мне дорога, — упорядочение источников Беларуси. Коваленок мне говорил: «Если перед полетом ты не приехал на родину Гагарина и не попил воды из его источника, не полетишь». Это ритуал... Сейчас есть поручение, чтобы на родине Олега Новицкого найти источник, украсить его, как сделано на родине Гагарина. И будет у нас источник Олега Новицкого. Он заслужил — мало кто так любит свои родные места, так предан им...

— Вы столько лепили знаменитых белорусов... А какой он, типичный белорус?

— Много было таких типажей, тот же Олег Новицкий. А еще вспоминается, как делал бюст Героя Социалистического Труда, председателя совхоза, бывшего партизана Владимира Ралько. После открытия бюста в Пинске спрашиваю у Ралько: я, мол, рыбак, где тут у вас рыбки половить?.. Он позвал своих людей: «Вот этого интеллигента отвезите, пусть он порыбачит». Повезли. Какие-то луга, болота, берега, заросшие осокой, добраться трудно. Мы чуть ли не ползком, полураздетые, залезли в ту грязь и корзинками ловили рыбку... Молоденькие щучки. Много наловили... Потом выбрались из грязи, помылись... И вместо белокожих стали все окровавленные. Мы от радости, что рыбы много, не заметили, как все осокой порезались. После Ралько спрашивает: «Ну как, интеллигент?» Говорю: «Очень вкусная рыба, надолго запомнится». А когда лепил бюст Ралько, так представлял образ председателя совхоза: свитер, обветренное лицо... Вылепил его в свитере. Он приехал, посмотрел эскиз: «Я же никогда свитер не носил, что же ты, сукин сын, делаешь!» Переделал, вылепил его в рубашке, с галстуком. Приехал. «Я же никогда галстуков не носил. Какой я интеллигент, я же колхозник!». Рассказал: когда его Машеров приглашал на прием, всегда перед тем, как зайти к нему в кабинет, шел в туалет, доставал галстук, повязывал.

А потом, как выходил из кабинета, снимал — и в карман! И вот пока он рассказывал, я руками вцепился в глиняный галстук на бюсте и вырвал и воротник раскрыл... Ралько говорит: «Вот, это я!»

— Удивляет, сколько у вас идей, сколько работаете...

— Думаешь: как это прожил столько лет? Хочется сделать что-то новое, со своим новым, другим взглядом, творческим опытом. Если бы у меня было много помощников, каждому дал бы задание, день и ночь работали бы. Я же приобрел мольберт, много красок... Увлекся живописью. Каждый день ложусь в три часа ночи. Я же поступал на живописное отделение. А потом увидел, что есть скульптурное, думаю, там лучше, я же мужик, я должен к произведению прикоснуться, обнять... А что на той плоскости? И ушел из живописного. А сейчас почему-то меня потянуло снова к живописи. Я получаю такое наслаждение... Открываю окно — какой красивый день сегодня! Какая цветовая гамма! Как лекарство для меня.

Людмила РУБЛЕВСКАЯ

Фото Евгения ПЕСЕЦКОГО