Владимир Русакевич долгое время находился в эпицентре общественной жизни. Одну за другой он менял высокие должности: был за штурвалом развития района, области, затем — страны. И даже некоторое время представлял ее интересы за рубежом. Но, несмотря на свои почетные статусы, Владимир Васильевич всегда оставался очень справедливым и разумным руководителем, скромным, честным, интеллигентным человеком. И искренним собеседником — убедилась корреспондент «Звязды»:
— Из какой вы семьи?
— Из крестьянской. Отец родом из деревни Святица Ляховичского района, мама — из Выгонощей, что в Ивацевичском районе. Если через болото, то это рядом. Я появился на свет в Выгонощах. Нас в семье было трое: Николай, Евгения и я. Трое детей и у меня. У моих дочерей — тоже по столько же. А у бабушки по материнской линии вообще восемь было! Отца, как и многих партизан, после войны направили на восстановление народного хозяйства. Он возглавил колхоз имени Калинина в Ганцевичском районе. Рассказывал, что, когда перевозил нас на лошади, мать сидела со мной на телеге, а он сзади шел... с автоматом — бандеровцы свирепствовали. Тяжелое было время.
— На днях перечитала книгу Татьяны Подоляк «Потомки огненных деревень». Малая родина вашего отца — деревня Святица — тоже попала в распаленное фашистами огнище...
— Отец меня туда не раз возил, показывал место, где была его родная усадьба, посаженную им некогда березу... Святица была островом среди непроходимых болот, но враг добрался и туда. Жгли немцы и Выгонощи. Не до основания, как Хатынь или Красницу — соседнюю деревню, о которой писал Адамович, — но всего хватило. Это была партизанская зона, а у гитлеровцев, сами знаете, какие методы были. А когда еще партизаны легендарного Сидора Ковпака во время своего знаменитого рейда по тылам врага сделали кратковременную остановку в Выгонощах! К счастью, людей не расстреляли, не сожгли заживо, как в Краснице, зато уничтожили все здания, чтобы впредь партизанам здесь не было убежища. Я помню, когда мы приезжали к бабушке, люди еще в землянках жили. Сейчас об этой трагедии напоминает самая широкая деревенская улица. После освобождения люди ее отстроили, но в стороне от пепелища — такое поверье.
— После карательной операции местные жители не боялись оставаться в деревне?
— А куда им было идти? Наши деревни сначала были под Польшей, потом к власти пришли Советы. Не оглянулись, как война... Люди не успели не то, что уйти — пошевелиться. Они уже привыкли к тому, что постоянно менялась власть, поэтому несильно были напуганы приходом немцев. Очень многие, в том числе мой отец Василий Иванович, сознательно пошли в партизаны. Сначала он был бойцом в отряде «Соколы», который возглавлял Герой Советского Союза Кирилл Орловский, затем — командиром пулеметного взвода в отряде Матросова партизанской бригады имени Гризодубовой. Был тяжело ранен.
— Не каждый партизан был награжден орденом Красной Звезды...
— Многие. Трудная жизнь была у того поколения...
— А ваше детство, которое пришлось на первые послевоенные годы?
— Мое детство было очень счастливое. Это сейчас оценивают прошлое по достатку — я не о том. Меня очень любили родители, мне так было хорошо дома! После окончания семи классов (в Люсино, где мы на тот момент жили, была только семилетка) меня, 13-летнего парня, завез отец поступать в Жировичский сельскохозяйственный техникум. Мы с моим другом из Ганцевичей Васей Титовым успешно сдали экзамены. Проучились неделю, проели почти все деньги, каждый вечер сидим и плачем — домой хочется. Документы без ведома родителей нам отдавать не хотели, мы за сумками — и на автобус. Отец так радовался, когда я приехал домой! Как раз снова реформа школы: в Люсино набрали восьмой класс. Девятый заканчивал в Мальковичах, что за 12 километров от дома, жил в школьном общежитии. Отучился, как отца перевели в другой колхоз — «1 Мая», в большую деревню Хотыничи. Но 10 класс, на мою беду, не набрался. Меня — к бабушке в Выгонощи, там и доучивался. Затем поехал поступать в Минский радиотехнический институт (ныне Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники. — Авт.), Он только открылся. И сегодня не понимаю зачем: я плохо представлял, что такое автоматика и телемеханика. Не получилось, поехал домой — устроился в сельскую школу библиотекарем. С 13 лет я мотался, поэтому те два года, когда мне выпало счастье пожить с родителями, вспоминаются, как самое лучшее время.
— Когда задумались, что настало время выходить из-под родительского крыла и получать образование?
— Перед 18-летием надо было выбирать: или в армию идти, или в институт. Брат, который постигал знания в Гродненском пединституте (нынешнем университете Янки Купалы), сагитировал и меня: говорит, вместе в общежитии жить будем. Я поступил на биолого-химический факультет. Два экзамена сдал, готовлюсь к следующему. Прибегает дежурный: «Вас ректор вызывает». Думаю, меня? Ректор? Завели в кабинет, сказали, что сейчас позвонят. Поднимаю трубку: «Приезжай! Отец умер...» Ректор отпустил на похороны, позволил сдать экзамен с другой группой. Так я стал студентом. И сиротой. Мне было 18 лет...
— Как после этого изменилась жизнь матери?
— У нас, как и у всех сельчан, было 30 соток приусадебного участка, которыми в основном занималась именно она. Отец — на службе, а мать, Вера Климентьевна, и звеньевой в колхозе работала, и хозяйство вела, и нас обшивала — хорошая швея была. Со смертью отца жизнь будто остановилась. Мама переехала на свою родину: в Выгонощах жили ее сестры, моя бабушка. Там также 30 соток земли обрабатывала — а по-другому в деревне нельзя было. Туда мы и приезжали, помогали. Потом, когда я жил в Бресте, забрал мать к себе.
— По своему первому образованию вы учитель...
— Биолого-химический факультет закончил с отличием. Ученый совет института выдал мне рекомендацию для поступления в аспирантуру, но в комиссии по распределению посчитали, что в этом году поступать я не могу, — нужно отслужить в армии. Поэтому, чтобы не остался парень без работы, направили меня в Свислочский район. Но пока был у мамы на каникулах, вышло постановление ЦК КПСС, согласно которому молодых людей с высшим образованием, направленных на работу в сельскую школу, в армию не призывали. Думаю, зачем мне ехать туда, где учитель химии и биологии был не нужен, да еще квартиру снимать. Попросился в родной район. Чуть получил открепление. Приехал в Ивацевичский отдел образования, а мне предлагают преподавать химию и биологию в Любищицах. Так мне понравилось! Не успел взяться за дело, как на мои уроки проверяющие зачастили. Через дней десять вызывает завотделом Николай Платонович Терешко: ну, думаю, где-то погорел. А мне вместо выговора предлагают должность директора школы в деревне Турная. Знакомые говорят: «Ну куда ты поедешь? Любищицы — это почти Ивацевичи, а Турная в глуши». Посоветовался с мамой, а она мне и говорит: «Даже не раздумывай, езжай работать!» Для меня ее слова были законом.
— Интересно, как в школе приняли 23-летнего директора?
— Работать не мешали — спасибо за это. Был хороший запас идей. Проводили многочисленные соревнования: по учебе, спортивные. И в футбол с учениками играл. Правда, восьмиклассники смотрели на меня почти как на своего ровесника. Я наслаждался своей работой, но весной выходит новое постановление Центрального комитета: в армию — призывать. Собралась родня, коллеги-учителя, друзья, проводили, как на фронт. Когда приехал в Брест на призывной пункт, мне сказали два дня подождать: надо было набрать соответствующее количество людей с высшим образованием. В результате получился перебор: один из нас мог пойти домой. Предложили мне. Думаю, школу сдал, расчет получил, проводы отыграл, как я вернусь? А ведь раньше в деревне: не взяли в армию — значит, болен. Предлагаю, чтобы все стали в строй, пересчитались и 13-й пошел домой. Снова я выпал! Чуть ли не на коленях просил, чтобы в армию взяли. На этом моя педагогическая деятельность закончилась.
— И началась общественная...
— Поскольку в армии вступил в партию, сразу после демобилизации меня направили на комсомольскую работу. Сначала заведующим отделом школьной молодежи и пионеров. Для меня это было как бассейн, где я плавать хорошо умею. Через месяца два выбирают вторым секретарем райкома комсомола, а вскоре и первым. И понеслось...
— Одну за другой вы меняли высокие должности. Как считаете, дело в везении или все же это результаты многолетней плодотворной работы?
— Не обошлось и без везения. Но, конечно, без определенной базы знаний вряд ли кто-то меня заметил бы. Продвигать же меня было некому. Безусловно, были положительные рекомендации от тех, с кем я работал. Кроме личных данных, нужно было и образование. Я же всю жизнь учился: дети маленькие, а я еще в сельхозинститут поступил, потом — в высшую партийную школу. Работаю с 16 лет. Недавно подсчитал: 46 лет непрерывной работы! За это время поменял 10 мест жительства, 15 квартир.
— Одна из них была даже в Поднебесной. Не скучали по родине, когда были послом в Китайской Народной Республике?
— Еще как скучал! Да и две дочери-студентки, Вера и Таня, остались в Беларуси. Единственная связь — телефон. Родилась внучка Вероника, а мы с Софией Владимировной дочери ничем не могли помочь. До своего назначения трижды бывал в Китае, поэтому отчасти со страной был знаком. Но было и то, к чему никак не мог привыкнуть, в том числе к экзотической пище: змеям, личинкам. Пытался учить китайский язык — возраст, память не та. Зато сын Александр за год его в университете одолел. В общем, другой народ, культура — высокая, древняя, но не моя, не родная. За три года я так и не привык к их укладу жизни. Правда, когда приезжал в Минск, казалось, что попадал в небольшой город. Тогда это было очень заметно.
— В чем, на ваш взгляд, феномен Китая, который всего за несколько лет из «страны дворовой металлургии» превратился в мирового промышленного лидера?
— Китайцам не занимать мудрости. Почему они дружат с Беларусью? Хотя дружба — это тонкая вещь. Правильнее сказать, активно развивают всесторонние отношения. Они очень долго к нам присматривались. И только где-то на 15-м году дипломатических отношений что-то зашевелилось. Посмотрели, как в нашей стране относятся к представителям их нации, оценили. Китайцы — народ гордый: они не прощают неуважительного отношения к себе, даже в мелочах чувствуют фальшь. Долго изучали и поняли, что мы относимся к ним искренне.
Когда я приехал в КНР, там не все имели представление, что такое пенсия. Какое медицинское обслуживание, когда большая половина населения жила на своих 10 сотках земли? Это в общем смотришь: гигант, как развивается. А если копнуть глубже... Постепенно китайцы начали чувствовать, что у них на столе рис каждый день, что не в форме ходят, а приобретают одежду. Дали свободу частной собственности. То, что мы употребляли, на первое время создавалось в небольших комнатках, так называемых сельских производствах. Сажали китаянок, и они вручную все лепили: от игрушек до одежды. Так и сейчас в Китае: хочешь жить — работай. У них высокое чувство ответственности перед Родиной. Китайцы, живущие за рубежом (а их уйма), работают на свою страну. Конечно, белорусам зарубежья вряд ли по силам значительно повлиять на экономику своей страны, но нам нужно учиться у китайцев отношению к родине. Можно с чем-то не соглашаться, но нельзя быть врагом своей земле.
— Почти шесть лет вы возглавляли информационное ведомство страны, поэтому, как никто, знаете, в каких условиях развивалось медийное поле. С тех пор многое изменилось?
— Еще во время работы в Пекине у меня сложилось впечатление, что это самый неблагодарный участок работы. С моей точки зрения, все было запущено. Не в том плане, что газеты плохо писали. Я имею в виду взаимоотношения министерства как органа, занимающегося обеспечением соблюдения закона о СМИ, с субъектами этого поля. Десятки незарегистрированных средств массовой информации! Сегодня абсолютно другая обстановка, другая реакция на критику, замечания, идущие от прессы, которую мы считаем независимой. Конечно, и формы поменялись. Тогда, когда я работал, интернетом было охвачено не такое большое количество населения, как сейчас. В прессе стало больше возможностей высказаться. Одно остается неизменным: растет профессиональное мастерство журналистов, прогрессирует их талант.
— Вам, видимо, повезло с женой: переезжать 15 раз согласилась бы не каждая женщина...
— Я уже работал заведующим отделом комсомольских организаций обкома комсомола, жил в Бресте. Настолько был загружен, что и жениться было некогда. Приехал в командировку в Ивацевичи, а мне подсказывают, что в мои родные Выгонощи такую красивую учительницу направили. Поехал, познакомились — через две недели поженились. С Софией Владимировной уже 41 год вместе. И везде она за мной. Где бы мы ни были, все время работала: по образованию — учитель английского языка, а по внутренним убеждениям — хранительница семейного очага.
Вероника КАНЮТА
Фотоснимки из собственного архива Владимира РУСАКЕВИЧА.
Совместные проекты ядерных технологий.
В повестке дня — утверждение концепции нацбезопасности и военной доктрины.
